Испанский вариант - [6]

Постепенно, по крупицам собирая информацию, Штирлиц составил ясную картину взаимоотношений Франко и Гитлера, фалангистов и национал-социалистов; чтобы работать, надо знать все, а начало — особенно.

Он знал, что победа в Испании Народного фронта в феврале 1936 года отринула генерала Франко — того, который потопил в крови астурийское восстание шахтеров. Он узнал позже, что Франко, генералы Моло и Санхурхо сразу же объединились для того, чтобы, организовав хунту, свергнуть правительство Народного фронта, избранное народом.

Акция, которую задумала армия, должна быть обеспечена оружием. Франко не имел самолетов и танков. Он получил двадцать итальянских «савойя-маркети» — дуче подписал этот приказ, обсудив его на высшем совете фашистской партии. Но двадцать самолетов — это ничто, когда началась открытая борьба хунты генералов против правительства народа.

Франко поручил своим помощникам войти в контакт с германским военным атташе в Париже. Тот немедленно отправил шифровку в Берлин. Генеральный штаб и министерство иностранных дел рейха были едины в своем мнении: сейчас, после «великой рейнской победы», надо выждать, не следует «дразнить» общественное мнение.

Тогда Франко обратился к руководству НСДАП — национал-социалистской рабочей партии Германии. Письмо Франко попало к шефу закордонных организаций НСДАП, рейхслейтеру Боле. Тот, выслушав отрицательные соображения армии и дипломатов, вежливо поблагодарил коллег за столь серьезный, доказательный и дальновидный совет и немедленно отправился к своему непосредственному руководителю — Рудольфу Гессу, заместителю фюрера.

— Чего вы хотите от нафталинных дипломатов? — сказал тот, прочитав запись беседы Боле с коллегами. — Они мыслят закостенелыми формулами. Армия тоже обязана быть против: она всегда против того, что не ею предложено и разработано… Немедленно переправьте письмо Франко фюреру: нельзя упускать ни минуты…

Гитлер ознакомился с документом, подписанным мятежным генералом, когда тяжелый июльский зной спал и примолкли уже огромные вздохи оркестров на вагнеровском народном фестивале в Байрейте; люди отдыхали, готовясь к вечерним концертам.

— Пригласите ко мне Геринга, генерала Бломберга и Канариса, — сказал Гитлер задумчиво. — Это интересный вопрос, и мы должны принять единственно правильное решение.

Бломберг, представлявший армию, отказался высказать свое мнение первым.

— Адмирал — истинный авторитет в испанских вопросах, — сказал он, — вероятно, следует послушать его мнение.

— Мнение одно, — ответил Канарис, зная, что сейчас он выступает против Бломберга, — мнение единственно разумное и нужное рейху: немедленная помощь испанским борцам против большевизма.

— Адмирал прав, — сказал Геринг, — мы таким образом поддержим сражение против Коминтерна — это первое, и, второе, получим театр для великолепного спектакля, где стреляют не холостыми пулями, а трассирующими: я опробую в Испании мою авиацию. Маневры таят в себе элементы игры, а сражение с республиканцами есть генеральная репетиция битвы, которая предстоит нам в будущем.

Назавтра в министерстве авиации был создан секретный штаб «В». Через три дня начальник штаба «В» генерал Вильберг лично отправил в Испанию первую партию «юнкерсов». Затем в Бургос был переброшен корпус «Кондор».

Канарис занялся своим делом. В абвере был организован сектор из двух подразделений. Первое снабжало франкистов оружием через «фирму Бернгарда», второе — через подставных лиц — «снабжало» оружием республиканцев. Но если первое подразделение отправляло автоматы последних моделей, то второе поставляло оружие заведомо бракованное, прошедшее специальную обработку в мастерских абвера.

Испания стала полигоном гитлеризма. Асы Геринга учились здесь искусству войны с родиной Исаева. За те два года, что Исаев провел при штабе Франко, встречаясь и почтительно раскланиваясь с «сеньором Гулиермо», он поседел: люди быстро седеют, когда им приходится быть среди тех, кто воюет с друзьями твоей родины, да и с твоей родиной тоже, — сбивали-то и советских летчиков — единственной страной, которая, отвергнув политику «невмешательства» Лондона и Парижа, открыто помогала республиканцам в их борьбе с фашизмом, был Советский Союз.

— Звоните по этим двум телефонам каждые полчаса, — сказал Хаген радисту, который был приписан к их разведцентру. — Объясняйте, что пресс-атташе германского посольства фон Штирлица настойчиво разыскивает его друг Август.

— Слушаюсь, гауптштурмфюрер.

Хаген поймал себя на мысли, что он хотел в штирлицевской усталой манере сказать телефонисту: «Да будет вам… Зачем так официально, вы же знаете мое имя». Но потом он решил, что телефонист еще слишком молод, и он не стал ему ничего говорить, а сразу пошел в кабинет, где его ждал Ян Пальма.

— Знаете, об университете мы поговорим позже, а сейчас меня будет интересовать Вена.

— Что конкретно вас будет интересовать в Вене?

— Вы.

— Я был в Вене шесть раз.

— Меня интересует тот раз, когда вы там были во время коммунистического путча.

— Если вас интересует эта тема, поднимите правительственный официоз — в нем печатались мои статьи.