Испанский сон - [83]

Ей понравилось вожделение. И не было стыдно. Сказано же — природа берет свое. Интересно, можно ли вызывать вожделение по своему желанию?

И еще — узнать бы, каков женский оргазм…

Так она думала, засыпая.

* * *

Как-то раз, всего один, Он повел ее в церковь — в Починки, то есть ближайший населенный пункт, так как в их маленьком селе церкви не было. Она с любопытством осмотрела алтарное золото, строгие лики святых, поинтересовалась книгами, выставленными в лавке при входе, послушала кусочек службы, но скоро ей стало скучно и неуютно. Они ни разу не перекрестились; бабки в черном смотрели на них осуждающе.

— Батюшка, — шепнула она, — не пойдем ли домой?

Он, казалось, ждал только этого.

— Понравилось? — спросил Он ее по дороге, среди розовеющих гречишных полей.

— Наверное, нет, — призналась она как бы с сожалением. — Красиво… но скучно… непонятно, зачем…

— Люди верят, что есть Бог.

— Я знаю. Но верят же не все… И ведь на самом деле его нет, правда? Это как игра?

— Хороший вопрос! — усмехнулся Отец. — Кто и когда бы точно ответил?.. Одно скажу — если Бог и есть, то Он вряд ли таков, каким они Его себе представляют.

— А зачем мы ходили туда?

— Я хотел, чтобы ты посмотрела, чему поклоняются люди.

Она подумала и спросила:

— Можно, мы больше не будем туда ходить?

— Да и не будем, родная; сама видишь, тебе это ни к чему. Однако, чтоб быть похожей на других, разумно бы знать что-то из этого общего достояния…

— А никто толком не знает, — сказала она пренебрежительно, по-взрослому. — Девчонки в школе обсуждают иногда… Сами путаются, спорят. Я стала думать, да и тоже запуталась.

— Немудрено. Путаное дело религия; однако, есть в ней одна замечательная вещь, созвучная нашему Царству. Когда Бог, как верят, создал все сущее, было всего два человека: Адам и Ева. Были они блаженные, значит счастливые, и непорочные, то есть, по-нашему, Царь Адамов был настоящим Царем, а Царица Евы — Царицею. И жили они в раю.

— А потом?

— К Еве явился змей-искуситель, обольстил ее, то есть всячески обманул и обласкал, как только один он может, вожделения своего передал, и обернулась Царица ее пиздой алчущею.

— Тот самый змей? — ахнула она.

— Тот же, милая. И стала пизда искать зверя к себе, но не могла найти.

— И тогда…

— И тогда змей сказал Еве: пойди, искуси Адама, и получишь то, чего хочешь, и даже больше того. И она послушалась, пошла и искусила Адама, как змей ее научил.

— Как она искусила, как, Батюшка?

— Да это неважно, — усмехнулся Отец, — ну, дала ему яблоко… которое дал ей змей перед тем…

— Яблоко? Простое яблоко?

— У змея и простое яблоко отравою станет…

Она остановилась и топнула ножкой:

— Какой противный! Я его ненавижу!

— Пошли, — сказал Он, — это еще не все; суть дела в том, что змей не мог искусить Адама без помощи Евы. Пока Адам не подпускал к себе змея, он был сильным Царем, не уступающим никому своего места; но, искусившись, сделался слабым и сразу же сам змею поддался.

— Змей вошел в него, — предположила она.

— Точно, умница, — похвалил Отец, — змей вошел, потеснивши Царя, предстал зверем и дал Еве то, что она хотела.

— Не Еве, — поправила она, — а пизде.

— Ты права; просто для церкви, ты уж догадываешься, такое слово непотребно. Итак, змей своего добился; что вышло из этого, то по-церковному называется грех. Бог не простил греха ни Адаму, ни Еве — выгнал из рая обоих и заставил жить на грешной земле. Ну, а змею в раю обольщать стало некого — он и подался, лукавый, за изгнанными вослед. Потому он и в свете, среди людей.

— Вот оно что, — протянула она задумчиво.

— Ты понимаешь, что это всего лишь сказка.

— Похожа на правду.

— Похожа, — согласился Отец. — Эту веру с давних времен складывали многие люди. Кто-то из них, может быть, наш далекий пращур, верно объяснил другим, как действует змей.

— Почему же все люди не живут, как мы?

— Потому что большинство людей просто дураки и грешники, и Царства у них нет; а у кого свое Царство есть, те живут как мы, скрытно, и о том мы с тобой не знаем и знать не должны.

— Только мы с Тобой друг для друга вдвоем в целом свете, — нараспев прочитала она заветные слова, глядя на Отца с упоением, — лишь я для Тебя и Ты для меня. Ни с кем не сойдусь, но и враждовать не буду; никого не почту, никому не поверю и не скажу про то, как мы живем, а про наше Царство в особенности. Души своей и Царевны не дам коснуться никому. Ах, как я люблю Тебя, Батюшка!

— А как Я-то тебя люблю, Моя милая…

— Однако же, — продолжала она посуровевшим голосом, как солдат перед боем, как автомат, — буду похожа на всех, не возбуждая ни в ком подозрений, буду незаметной и смешаюсь с толпой. Буду таиться, прятаться, ко всему наготове; буду подслушивать, подглядывать, вызнавать не ради корысти, а лишь ради нашего покоя и счастья, ради Царства нашего!.. Буду думать усердно и глубоко! Буду скрывать истинные мысли, обманывать всех вокруг, да так, чтоб не узнали! Не испытаю ни к кому ни гнева, ни жалости, буду хитра и коварна со всеми, как змей!

Она перевела дух и недобро добавила:

— А иначе придет позор и погибель.

* * *

Когда лунная кровь перестала ее отвращать, когда Царевна, подобно подножью Царя, покрылась красивой пружинистой шапочкой, а грудь потребовала отдельной одежды, она начала задумываться о вещах, выходивших прежде за пределы ее понимания.