Испанский сон - [65]

Итак, весь симпозиум был для меня сплошной суетой; еще и Гласснер туда же; мне опять-таки некогда было подумать о Владимире Эдуардовиче, и даже два часа в самолете, страшно усталая, я полностью проспала. Потом — Фил, Сашенька, мама… встреча с тобой… Я даже разговор с Филом отложила на денек, решила вначале встретиться с Владимиром Эдуардовичем; и только увидев перед собой приветливо раскрывающуюся дверь его кабинета, я с ужасом осознала, что совершенно не готова к этой встрече. Ну, съездила, выступила… Дальше что? Сказать — спасибо, я пошла? Идиотизм.

Он вышел мне навстречу:

«Рад видеть вас, Анна Сергеевна… прошу, прошу…»

Он опять всего лишь пожал мою руку, но при этом слегка коснулся другой рукой моего плеча — и сразу стало как-то легче. Он умел создавать нужную дистанцию. Не большую, не маленькую, а именно нужную.

«Я тоже рада вас видеть, Владимир Эдуардович».

Он усадил меня не перед письменным столом, а в слегка затененном углу кабинета, у журнального столика, и сам сел там же. Мы помолчали. Я не знала, как начать разговор — просто открыла сумку и стала выкладывать на столик всякие цюрихские бумаги, недостатка в которых не было. Я выкладывала понемножку, чтобы у него иссякло терпение и он заговорил первым.

Но он молча дождался конца бумаг, а потом спросил:

«Вам чай или кофе?»

«Мне… чай, пожалуйста». — Я произнесла эту фразу с подчеркнуто представительской интонацией, какую постоянно слышала вокруг себя на протяжении трех суток симпозиума. И дежурно улыбнулась при этом.

Он хохотнул, коротко распорядился насчет чая.

«Владимир Эдуардович, — совершенно неожиданно для себя спросила я, — неужели в банке не нашлось никого для этой очень приятной и интересной поездки?»

Он покачал головой.

«Хороший вопрос. Ну, а если я скажу, что не нашлось?»

«Я не поверю».

«Тогда что вы хотите услышать?»

«Почему вы послали меня».

«Вы мне понравились».

«Хм».

«Не только как женщина. Я знал, что вы сможете это сделать».

«Откуда вы знаете, как я это сделала?»

«Знаю».

«Вы знаете все на свете, да?»

«Почти. Не забывайте, я был педагогом».

Я подумала, что он, верно, знает и про Гласснера. Я опять не знала, что сказать, но в это время принесли чай, и я получила возможность размешивать ложечкой сахар.

«Значит, понравилось?» — спросил он.

«Да, — сказала я, и меня понесло, — даже очень. Просто ужас как понравилось! Только, видите ли, я ничего не привезла с собой. Кроме этих бумаг, конечно. Ни себе, ни даже вам сувенира… Некогда было, понимаете».

Он посмотрел на меня сочувственно:

«Понимаю».

Мы опять помолчали.

«Я, наверно, должна написать отчет».

«Должна? — удивился он. — А вы что, не написали?»

«Не успела, — призналась я. — Честно говоря, я очень устала».

«А-а», — сказал он, как бы принимая это объяснение.

«Владимир Эдуардович, — сказала я, — тогда, на банкете, да и вообще до поездки, мне было легко и приятно с вами беседовать. А сейчас… конечно, тоже приятно, но совсем не легко. Я что-то должна сказать… или сделать… или вы что-то хотите сказать, но все откладываете…»

«Да, вы совершенно правы, — сказал он, — я хотел бы предложить вам работу в банке и все думаю — стоит или нет. Пытаюсь сопоставить вас сегодняшнюю с той… до поездки…»

Мне стало обидно.

«А вы не подумали, хочу ли я этого?»

«Почему же, — спокойно сказал он, — это уже следующий вопрос… Если я решу, что не стоит предлагать вам работу, то он отпадет сам собой. Разве не логично?»

Я улыбнулась — должно быть, кривовато.

«Давайте позанимаемся делом, — неожиданно предложил он. — Меня интересует…»

[3]

В общем, он расспросил о деталях. Следующие полчаса я отвечала на его вопросы и рассказывала вещи, которые — как было нами условлено — я не собиралась включать в письменный отчет.

«Да-а, — сказал он наконец, точно так же как тогда, после экзамена, — вы способная женщина… Откровенно говоря, постоянная работа в банке — не для вас. Вы стали бы украшением соответствующего департамента… но и только. Через год вы уже не смогли бы сделать то, что сделали сейчас».

«Вам виднее», — заметила я. И подумала — сказать или нет про Гласснера?

«Но мы могли бы сотрудничать. Правда, не всегда это будет связано с заграницей… Бывают разные ситуации, сложные… э-э… теоретические вопросы…»

И тут я вдруг прозрела. Ах ты, хитрый пес! Захотел сделать из меня свою нештатную осведомительницу, вот какая была затея. Умница… научная киска… понравилась, видишь ли… Да, проверка была что надо. То-то он удивился, что я не написала отчет — это не вписывалось в его безупречную схему. Всего одна мелкая ошибочка, одно словцо — сотрудничать, вот оно! Дешевый трюкач — конечно, не знает он ни про какого Гласснера… Ну погоди, Владимир Эдуардович, сейчас я тебе устрою… сложный теоретический вопрос…

«Понимаю, — сказала я в глубоком раздумье, — это, наверно, наилучший вариант… Только вот…»

«Да?»

«Видите ли, — я осторожно подбирала слова, на самом деле осторожно, — там, на симпозиуме, я почувствовала, что по большому-то счету практика в этом деле все же нужна. Я имею в виду, в науке…»

«Хм». — Он не понимал, куда я клоню.

«Ведь это случайность, что тема была близка моей бывшей специализации. Попросту, мой доклад был чистой авантюрой».