Испанский садовник - [2]
— Нравится? — Элвин Деккер повернулся к мальчику, и по напряженному ожиданию в его тоне Николас понял, что это и есть его новый дом. За свои короткие девять лет он пережил много перемен и слегка утратил способность удивляться. Но этот необычный старый дом, который казался таким заброшенным и таинственным, притягивал его к себе. Консулу, похоже, тоже понравилось — когда они, прохрустев колесами по гравию дорожки к усадьбе, вышли из машины, его острый оценивающий взгляд смягчился.
Здание в мавританском стиле с просторным арочным портиком и горизонтальной, слегка нависающей крышей выглядело благородно-изысканно: время превратило в янтарь простую желтизну стен из местного песчаника, оно же слегка затушевало и яркую киноварь крыши.
Широкий балкон, куда выходили окна верхнего этажа, обильно зарос глицинией и виноградной лозой, сиренью и яркими побегами бискутеллы. Слева — зеленый от мха мощеный двор, ведущий к конюшне и другим хозяйственным постройкам. За домом — сад.
— Дом, конечно, старый, — заметил Элвин, увидев лицо своего шефа. — Кое-что требует ремонта. Электричества нет, только газ. Но мистер Тенни был им очень доволен. Видите ли, рядом с офисом нет подходящего жилья, а здесь у нас долгосрочная аренда… С мебелью…
— Ясно, — оборвал консул.
Устремившись всем корпусом вперед, он зашагал по пологим ступеням крыльца к распахнутым дверям, где их уже ожидала улыбающаяся полная женщина средних лет в строгом черном платье, которую Деккер представил как Магдалину.
Внутри был высокий прохладный холл с мозаичным полом, по разным сторонам которого располагались выполненные в стиле рококо столовая и гостиная с массивной двустворчатой дверью. В глубине зала темнела винтовая лестница из орехового дерева, и консул, памятуя о своих обязанностях и правах, невзирая на усталость, грузно поднялся на второй этаж для осмотра комнат. Их было намного больше, чем требовалось ему с сыном и будущим потенциальным гостям, но это не могло смутить человека с изысканным вкусом. Консулу понравился простор помещений, инкрустированные тумбочки и комоды, позолоченные стулья с гобеленовой обивкой, сонетки с кистями и выцветшие бархатные шторы; даже легкая затхлость длинного коридора — и та ласкала его обоняние. Когда доставят его увесистый багаж, здесь будет достаточно места для книг и фарфора, и для замечательной коллекции старинного оружия, собранной им за много лет в разных местах.
Когда Брэнд спустился в вестибюль, было заметно, что он доволен. Элвин вздохнул с облегчением, его карие глаза радостно заблестели.
— Надеюсь, всё в порядке, сэр? У меня оставалось не слишком много времени после отъезда мистера Тенни, но я сделал всё что мог.
— Разумеется, — обходительно ответил консул, придав голосу максимальную загадочность. Он не настолько глуп, чтобы начинать свое руководство с расточения похвал помощнику. Это лучший способ разрушить дисциплину и спровоцировать фамильярность. Кроме того, он уже решил, что общество этого нервного юнца в облегающем костюме, лопнувшем подмышкой, совершенно невыносимо, и лучше держать его на расстоянии. А так как Элвин всё не уходил, вертя в руках свою соломенную шляпу, словно ожидал, что его пригласят остаться, может быть, даже предложат выпить рюмочку шерри, Брэнд вежливо, но решительно проводил его к двери.
— Увидимся завтра в офисе, мистер Деккер.
— Хорошо, сэр.
— Вы всегда приходите ровно в девять?
— Да, конечно!
У Элвина покраснела шея над воротничком. Набравшись смелости перед тем как попрощаться, он остановился на ступеньках крыльца и, запинаясь, произнес:
— Могу я надеяться, что вы окажете нам с миссис Деккер честьсвоим посещением? Мы живем на Calle Estrada, дом небольшой, но мы постарались превратить его в кусочек старой доброй Америки.
Его неуверенность вызвала сочувствие у Николаса и он умоляюще посмотрел на отца. Консул ответил Элвину предельно вежливо, но, когда тот ушел, губы Брэнда скривились. Никто не мог поставить под сомнение его лояльность к своей стране, и всё же, он считал себя рафинированным космополитом, вылепленным европейской культурой, — по сути, гражданином мира! Не удивительно, что наивная фраза Элвина вызвала у него усмешку.
В семь часов Гарсиа, замечательно предвосхитив пожелание хозяина, объявил, что ужин подан. В столовой их ждали два прибора, и, усевшись в разных концах длинного резного стола с горящим канделябром посередине, отец и сын приступили к первой трапезе в своем новом доме.
Погруженный в свои мысли и глубоко озабоченный переутомлением Николаса, консул ел молча. Но превосходная еда и отменное обслуживание, приятная полутьма прохладной высокой комнаты принесли ему успокоение, развеяв все досады и огорчения этого дня. Тяжелым задумчивым взглядом сопровождая все движения дворецкого, он, наконец, приподнял завесу непроницаемой сдержанности.
— Вас зовут Гарсиа, как я понимаю?
— Да, сеньор.
— Вы всегда жили в Сан-Хорхе?
Гарсиа выпрямился с бесстрастным видом. В глубине его лишенных выражения глаз на мгновение вспыхнуло, отразившись, пламя свечей.
