Испанские повести и рассказы - [203]
— Нажимай, нажимай! — кричала Паскуала, командуя этим сборищем болванов. — Там внизу лежит мавр!
Воодушевленные ее криками, парни удвоили усилия и провозились еще целый час, нещадно ругаясь и обливаясь потом, пока не вывернули наконец плиту, а заодно и окружавший ее каменный квадрат вместе с кирпичами. Лес рубят — щепки летят. До осторожности ли тут было!
Все взгляды устремились в мрачную бездну, разверзшуюся у них под ногами, но даже признанные смельчаки в явной нерешительности почесывали себе, затылки. Наконец один из них отважился: обвязав вокруг пояса веревку, он скользнул вниз, бормоча себе под нос молитву. Впрочем, спускаться ему пришлось недолго. Не успела еще его голова скрыться из виду, как ноги уже коснулись земли.
— Ну что? Что ты там видишь? — закидали его вопросами.
Продвигаясь ощупью, парень натыкался лишь на охапки гнилой соломы, пролежавшей в яме много лет и распространявшей невыносимое зловоние.
— Ищи, ищи получше! — отчаянно вопили крестьяне, сбившись в кучу вокруг зияющей мраком ямы.
Но незадачливый разведчик только набивал себе шишки на лбу: стоило ему сделать лишний шаг в сторону, как голова его стукалась о стену. Обвиняя товарища в бестолковости, другие парни попрыгали вслед за ним в яму, но и они убедились, что никакого подземного хода там не было и в помине.
Раздосадованные, сгорая со стыда, они вышли из церкви под свист мальчишек, задетых тем, что перед их носом захлопнули дверь, и сопровождаемые насмешливым гомоном кумушек, которые рады были случаю уязвить гордячку Паскуалу.
— Ну, как поживает Али-Бельюс? — спрашивали они наперебой с мстительным злорадством. — А сын его Макаэль?
В довершение беды священник, узнав о случившемся и увидав, как изуродован храм, пришел в неописуемую ярость; он грозил отлучить от церкви всю деревню за подобное святотатство и успокоился лишь тогда, когда перепуганные насмерть участники «раскопок» пообещали заново на свой счет вымостить пол.
— И больше вы туда не возвращались? — спросил скульптора один из его слушателей.
— Боже упаси! Мне потом случалось встречать в Валенсии кое-кого из одураченных жителей деревушки. Они весело смеялись над моей проделкой — такова уж человеческая природа! — и находили ее весьма забавной. Разумеется, сами они, предчувствуя подвох, дальше дверей не пошли, — так по крайней мере они уверяли. На прощанье меня неизменно приглашали приехать в деревню на денек-другой, повеселиться и пообедать вместе, если мне придется по вкусу домашний пилав… Но, черт возьми, я этих людей знаю! Приглашают с ангельской улыбкой, а сами уже щурят левый глаз, словно целятся в тебя из ружья!
У райских врат
Пер. Р. Похлебкин
Сидя на пороге таверны, дядюшка Бесеролес из Альборайн чертил серпом по земле. Он искоса поглядывал на валенсийских крестьян: расположившись у цинковой стойки, они усиленно запрокидывали головы, то и дело запуская руки в тарелку, на которой плавали в оливковом масле ломтики кровяной колбасы.
Каждый день дядюшка Бесеролес выходил из дому с твердым намерением отправиться на работу в поле. Но, как назло, дьявол всегда подсовывал ему по дороге какого-нибудь дружка из таверны Ратата. Стаканчик за стаканчиком, рюмочка за рюмочкой — глядишь, уже к обедне звонят, а тут и вечер наступил; вот дядюшка Бесеролес так и не вышел из села.
Бесеролес сидел на корточках с видом старого завсегдатая и выжидал случая завязать беседу с посетителями; он надеялся, что его пригласят пропустить стаканчик-другой и окажут прочие знаки внимания, как pro и подобает людям обходительным.
Дядюшка Бесеролес, вообще говоря, был человеком стоящим, хотя таверна и привлекала его больше, чем работа в поле. Бог мой, чего только он не знал! А какой это был мастер рассказывать разные истории — недаром прозвали его Бесеролес![189] И уж если в руки к нему попадал клочок газеты, то он не упускал случая прочитать его по складам от начала до конца.
Посетители таверны, слушая рассказы старика, покатывались со смеху, особенно когда речь заходила о священниках и монашках. Даже сам Ратат, величественно возвышавшийся за своей стойкой, довольно посмеивался, то и дело откупоривая новые штофы по просьбе щедрых гуляк, желавших вознаградить рассказчика. Вот и сейчас дядюшка Бесеролес в благодарность за угощение собирался начать очередную историю, но, услышав, что кто-то упомянул монахов, поспешил вмешаться в разговор:
— Да, это хитрющий народ. Их на мякине не проведешь. Как-то один монах обвел вокруг пальца самого апостола Петра. — И дядюшка Бесеролес, воодушевленный любопытством присутствующих, начал свой рассказ.
— То был наш, здешний монах, из монастыря Сан-Мигель де Лос Рейес, — отец Сальвадор, почитаемый всеми за ум и веселый нрав. Я лично его не знал, но мой дед еще помнил, как отец Сальвадор навещал его матушку. Он, бывало, стоял возле дома, скрестив пальцы на толстом брюхе, и ожидал, когда ему вынесут чашку шоколада.
— Ну и здоров же он был! Арроб десять весил, не меньше! А на его сутану шла целая штука материи. За день он обходил домов десять и в каждом выпивал по чашке шоколаду, а когда приходил к моей прабабке, она его спрашивала:
