Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг. - [6]

Шрифт
Интервал

) и caballeros (кабальеро) (знатные люди, рыцари. – Пер.). Вместе с тем в кортесах Каталонии и Валенсии были три традиционные палаты: знать, духовенство и горожане. Последние обеспечили себе представительство в XIII веке. Арагонские кортесы были уникальны еще и тем, что, по меньшей мере, теоретически для принятия решения требовали полно го единодушия в каждой палате. Сессии проводились регулярно (в Каталонии каждые три года), и по вопросам, касавшимся короля или королевства, палаты совещались раздельно, рассматривая жалобы, предлагая способы их устранения и определяя субсидии королю, но, что более важно, они обладали законодательной властью. Например, в Каталонии, где это право было завоевано в 1283 году, законы могли приниматься и отменяться только с обоюдного согласия короля и кортесов. Таким образом, в конце Средних веков кортесы представляли собой сильный и хорошо развитый институт, игравший неоспоримую роль в управлении страной.

Помимо этого, права и свободы подданных Арагонской короны были защищены другими уникальными по своему характеру институтами. В королевстве Арагон имелся институт Justicia (Юстиция. – Пер.), аналогов которого не существовало ни в одной другой стране Западной Европы. Назначаемый короной на должность Justicia арагонский дворянин должен был следить за тем, чтобы на законы и земли не покушались королевские чиновники или аристократы, и защищать подданных от любого произвола. Институт Justicia работал далеко не идеально, и в конце XV века стал практически наследственным, оставаясь за членами семьи Лануса, имевшей тесные связи с короной. Тем не менее с течением времени Justicia сделался исключительно влиятельной персоной в жизни Арагона и в определенной степени символом арагонской независимости.

В Каталонии и в Валенсии не было Justicia, но в этих странах в конце Средних веков имелся другой институт, выполнявший похожие функции, называвшийся на каталонском языке Generalitat, или Diputacio. В принципате Каталония он сформировался на основе комитетов, назначаемых кортесами для сбора субсидий, передаваемых королю, и приобрел окончательный вид и структуру во второй половине XIV века. Он стал постоянным комитетом кортесов, состоявшим из трех Diputats (депутатов. – Пер.) и трех Oidors (слушателей. – Пер.) по числу сословий, и назначался на три года. Первоначально Diputacio занимался решением финансовых задач. Его члены контролировали всю налоговую систему принципата и отвечали за выплату королю субсидий, одобренных кортесами. Субсидии выплачивали из фондов Generalitat, пополнявшихся преимущественно за счет сборов от экспорта и импорта, а также налога на текстиль под названием bolla. Но одновременно с этими финансовыми функциями у него были и другие еще более важные. Diputats были сторожевыми псами свобод Каталонии. Подобно арагонскому Justicia они следили за тем, чтобы слишком ревностные слуги короля не нарушали законов принципата, и отвечали за принятие надлежащих мер по устранению таких нарушений. Они являлись высшими представителями каталонского народа и действовали как выразители его интересов во всех конфликтах с короной, следили за исполнением «конституции» принципата и временами были во всем, кроме названия, его правительством.

Таким образом, каталонский Diputacio являлся чрезвычайно сильным институтом, обладавшим большими финансовыми ресурсами, и в начале XV века его очевидная привлекательность как бастиона национальной свободы побудила арагонцев и валенсийцев к созданию в своих странах аналогичных институтов. В результате к концу Средневековья все три страны были очень хорошо защищены от посягательств короны. В Diputacio воплощалось те взаимоотношения короля с сильными свободными гражданами, которые так трогательно выразил Мартин Арагонский в каталонских кортесах в 1406 году: «Кто из народов мира пользуется такими свободами и привилегиями, как вы, и кто так великодушен, как вы?» Та же мысль более строго выражена в знаменитой арагонской клятве верности королю: «Мы, которые не хуже тебя, клянемся тебе, который не лучше нас, принять тебя нашим королем и повелителем, если ты будешь блюсти наши вольности». Обе фразы, одна эмоционально, другая юридически, предполагает чувство взаимного согласия, которое было основой каталонско-арагонской конституционной системы.

Неудивительно, что гордость средневековых каталонцев своими конституциональными достижениями, естественно, побуждала их экспортировать свои институциональные формы на любые территории, которые они получали. И Сардиния (ее завоевание началось в 1323 году), и Сицилия (которая в 1282 году сама предложила корону Педро III Арагонскому) имели собственные парламенты, в значительной степени заимствованные у каталонско-арагонской модели. Как следствие, средневековая империя Арагонской короны была далека от авторитарного государства, управляемого железной рукой из Барселоны. Напротив, это была достаточно свободная федерация территорий со своими собственными законами и институтами, каждая из которых самостоятельно определяла субсидии, передаваемые королю. В этой конфедерации полуавтономных провинций роль представителя монаршей власти исполняла фигура, сыгравшая жизненно важную роль в будущей судьбе Испанской империи. Это фигура вице-короля, впервые появившаяся в каталонском герцогстве Афинском в XIV веке, когда герцог назначил своим представителем vicarious generalis, или viceregents. Вице-король – пост, полномочия держателя которой часто, но не обязательно ограничивались тремя годами, оказалась блестящим решением одной из самых сложных проблем, созданных арагонско-каталонской конституционной системой – проблемой королевского абсентеизма. Поскольку каждая часть федерации жила как независимая единица и король в заданное время мог присутствовать только в одной из них, он назначал на Майорке, в Сардинии или в Сицилии своего личного заместителя – alter ego, который в статусе вице-короля мог бы исполнять его приказы и председательствовать в правительстве страны. Таким способом территории федерации были связаны друг с другом и сохраняли связь с правящим домом Арагона.


Еще от автора Джон Эллиот
Андромеда

Научно-фантастический роман крупного английского астрофизика и известного писателя-фантаста Фреда Хойла и Дж. Эллиота, посвящённый контакту с внеземными цивилизациями.Предисловие И. Шкловского. Перевод с английского Г. С. Хромова.


Рекомендуем почитать
Князь Евгений Николаевич Трубецкой – философ, богослов, христианин

Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.


Технологии против Человека. Как мы будем жить, любить и думать в следующие 50 лет?

Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.


История инженерного дела. Важнейшие технические достижения с древних времен до ХХ столетия

Настоящая книга представляет собой интереснейший обзор развития инженерного искусства в истории западной цивилизации от истоков до двадцатого века. Авторы делают акцент на достижения, которые, по их мнению, являются наиболее важными и оказали наибольшее влияние на развитие человеческой цивилизации, приводя великолепные примеры шедевров творческой инженерной мысли. Это висячие сады Вавилона; строительство египетских пирамид и храмов; хитроумные механизмы Архимеда; сложнейшие конструкции трубопроводов и мостов; тоннелей, проложенных в горах и прорытых под водой; каналов; пароходов; локомотивов – словом, все то, что требует обширных технических знаний, опыта и смелости.


Лес. Как устроена лесная экосистема

Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.


Поляки в Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX века

Книга посвящена истории польской диаспоры в Западной Сибири в один из переломных периодов истории страны. Автором проанализированы основные подходы к изучению польской диаспоры в Сибири. Работа представляет собой комплексное исследование истории польской диаспоры в Западной Сибири, основанное на материалах большого числа источников. Исследуются история миграций поляков в Сибирь, состав польской диаспоры и вклад поляков в развитие края. Особое внимание уделено вкладу поляков в развитие предпринимательства.


Социальное общение и демократия. Ассоциации и гражданское общество в транснациональной перспективе, 1750-1914

Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.