Испания - [42]

В о п р о с: Вы сидели в карцере?

С а р т о р и у с: Да. Это комната без окон, полтора на два метра. В карцере можно просидеть от двадцати дней до нескольких месяцев.

В о п р о с: Вы держали голодовку?

С а р т о р и у с: Да. Как только начинаешь голодовку, тебя швыряют в карцер. Тюремное начальство запрещает врачам осматривать тебя. Когда голодовку кончаешь, тебя снова сажают^ в карцер на тридцать дней.

В о п р о с: Как проходит голодовка?

С а р т о р и у с: Ужасно. Ты чувствуешь абсолютное одиночество. На четвертый день начинается ужасная слабость. Голодовка ломает тебя не столько физически, сколько психологически. Ты вроде бы знаешь, что рядом с тобой товарищи тоже держат голодовку, но все равно нет сил избавиться от страшного чувства одиночества. Это можно сравнить с расстрелом: с тобой и за тобой могут быть тысячи, но это никак не облегчает понимание того, что тебя, именно тебя, расстреляют сейчас...

(Сидевший вместе с Марселино Камачо, потомственным пролетарием, Сарториус - потомственный аристократ. Его прадед был премьер-министром королевы Изабеллы II, один из дедов - министром, отец - губернатором.) Вопрос: Что значит любить родину? Сарториус: Это значит прирасти к ней корнями.

...Послушаем теперь журналистов. Им был задан вопрос: кого они считают самым серьезным политиком прошлого года?

М. Солер - главный редактор журнала "Доблон":

- Ведущий - Марсело Камачо, потому что он представлял и защищал истинные интересы трудящихся Испании, потому что в любой другой стране он бы считался профсоюзным лидером, с которым правительство установило бы прямой контакт.

Филип Таболт, редактор "Франс-Пресс":

- Ведущий - Фрага Ирибарне, потому что он давно планировал свое возвращение и предложил программу правительства, которая охватывает все стороны жизни.

Хосе Рекена, директор газеты "Коррео де Андалусия":

- Ведущий - Ареильса, Не потому, что он есть, а оттого, что представляет еще неосуществленные возможности.

Курсио Доминик, "Бизнес Уик", Нью-Йорк:

- Ведущий - Энрике Тьерно Гальван, потому что он лидер той оппозиции, которая принесет с собой изменения. Надо помнить, что несколько человек, находящихся ныне у власти, вышли из его оппозиции. (Энрике Гальван социалист. Недавно Фрага Ирибарне встретился с ним в ресторане, пригласив лидера оппозиции - а до сих пор всякая оппозиция считается нелегальной - на обед. Мои друзья из газет и журналов Мадрида шутили: "Два месяца назад министр правительства мог встретиться с лидером нелегальной оппозиции в камере тюрьмы, а не в фешенебельном ресторане. Одно слово - Испания"...)

Педро Альварес, журнал "Кудернос пара эль диалого":

- Ведущий - Филипе Гонсалес, потому что он делает все возможное, чтобы приспособить социализм к условиям испанского общества.

Хайме Серрат,журнал"Мундо":

- Ведущий - испанский народ, потому что он еще раз показал свою зрелость, свою готовность и способность принять демократию.

(Следующий материал продиктую через неделю. Жду вашего звонка.)"

За то время, что живу в Мадриде, объявлены забастовки метрополитена, почт и телефона; бастуют строители, металлурги, работники заводов "Пегаса", "ИТТ", "Крайслер", только что приступили к работе таксисты, выиграв стачку. Записал много бесед с забастовщиками. Однако, когда летал на Канарские острова, тамошняя полиция, не привыкшая к работе с диктофонами, стерла ненароком записи - я неожиданно сломал маршрут вечерней прогулки и вернулся в номер отеля раньше времени, оттого что по всей Плайа инглез выключили свет - забастовали электрики. Бедолаги из сыска, торопясь уйти из моего номера, нажали не ту кнопку в моем безотказном "японце". Жаль. На этой же кассете была запись разговора с Юрием Тимофеевым - советским содиректором совместной фирмы "Совиспан", первой за Пиренеями. Тимофеев - человек интереснейший, о нем писать и писать.

Вернувшись в Мадрид, пошел на Пласа Майор - главную площадь. Это в старом городе. По стертым плитам ходили Гойя, Лопе де Вега, Сервантес, Унамуно, Хемингуэй. Здесь еще продолжается безумство рождественских и новогодних праздников: полно елок, украшений, дудок - ни одна фиеста Испании не обходится без этих высоких, ноющих, прекрасных памплонских дудок. Смотрел на эту ярмарочную радость и вспоминал последний год Альенде в Чили: я тоже тогда диву давался праздничному безумию в Сантьяго. Испанская кровь - сильная кровь. В Чили тогда было сложно, опасность чувствовалась постоянно, но началось рождество и - словно бы подписано тайное перемирие. Во Вьетнаме это делали явно: американцы переставали бомбить - двадцать четыре часа без ужаса, можно было ходить, не вглядываясь постоянно в небо - когда прилетят? Тогда, в Чили, танцы возникали на улицах точно так, как сейчас на Пласа Майор: стоят два мальчика и две девочки, взявшиеся за руки. Что-то напевают. Подходит еще парочка, - незнакомые, по всему, - разбивают четверку, берутся за руки, начинают петь громче. Испанцы знают все свои песни; через минуту образовался огромный круг, песня гремит на старой площади, новая песня. "Как революция, подумал я, - закономерна, оттого что все празднуют, и неожиданна, потому что на глазах". Вот там-то, на Плас. Майор, меня и тронул за руку кто-то. Обернулся, не поверил глазам: товарищ Э. Пять лет назад нас познакомил покойный ныне Доминго Домингин, брат Луис Мигеля. Тогда он сказал мне: "Товарищ Э. - из подполья, за ним охотятся, поэтому он живет у меня. В случае чего Луис Мигель похлопочет за нас перед Франко - дед любит тореро". (Доминго Домингин застрелился этой осенью в Кито, поэтому я могу писать спокойно мертвых нельзя подвести.) Зашли в маленький, безлюдный бар: видна дверь, подозрительного заметишь сразу.