Искусство жить в эпоху неопределённости и перемен - [22]

Независимо от того, какое действие мы предпринимаем, наше стремление — принести человеку пользу и желать ему всего хорошего. Это стремление основано на растущей уверенности в том, что и мы, и этот человек — изначально хорошие. Оно основано на нашем желании снять все слои защиты и увидеть другого человека без наших ярлыков и предрассудков. Мы стараемся отбросить сюжетную линию о том, какой вред этот человек причинил нам, о том, насколько он виноват. При этом мы можем испытывать «сырые чувства», отвращение к человеку и к сложившейся ситуации. Но независимо от того, что произошло и кто с кем как поступил, мы делаем всё возможное, чтобы растворить нашу неприязнь. Это вовсе не значит, что мы снова будем вместе, — часто это означает расставание, — но мы можем послать человеку прощение и заботу. Поверьте, на уровне ощущения это куда лучше, чем травить себя горечью.

Задание непостижимо: спасти всех и повсюду от неизмеримых страданий. Не только от голода, отсутствия одежды и жилья, или от жестокого обращения, равнодушия, пыток или убийства. Мы также посвящаем жизнь спасению себя и других от самих причин страдания: от стремления причинять вред и усиливать агрессию, от неспособности распознать свои спусковые механизмы и видеть предрассудки, от укоренившихся склонностей поддаваться на провокацию и винить в этом кого-то другого.

Дав обет воина, мы постепенно становимся тем звеном, которое связывает других с их незамутнённым умом, с их изначально благой сутью, и они тоже могут открыться зыбкости человеческого бытия как источнику вдохновения и радости. Наше пожелание счастья всем существам, включая нас самих, — жить без страха среди неопределённости и перемен. Сочувствие и доброта, необходимые для этого, безграничны, но мы строим фундамент из того, что у нас уже есть.

Обет воина подразумевает понимание, что в человеке нет ничего застывшего. Обычно мы изо всех сил стараемся сохранить своё жёсткое представление о людях: «моя эгоистичная, безрассудная сестра», «мой весёлый, жизнерадостный коллега», «мой злобный, закомплексованный отец». А что — я? «Я слишком толстая, неудачница, ничего в жизни не понимаю», «я умнее всех, я лучше всех выгляжу, я способная и успешная, я не создана для медитации», «я плохая мать и худшая в мире жена». Но, в действительности, ни один из ярлыков мы не можем приклеить навсегда. Мы никогда не можем дать исчерпывающего определения человеку, потому что всё постоянно меняется. У нас всегда недостаточно данных.

Это обязательство подстёгивает нас к тому, чтобы засомневаться в своём устоявшемся взгляде на мир, в том, такова ли реальность, какой мы её обычно видим. Каждый из нас живёт в реальности, которую считает единственно верной. Всё так и есть, настаиваем мы. Точка. Но разве даже общепринятая реальность, которую мы все разделяем, будучи людьми, не является проекцией чувственного восприятия, свойственного человеку? У животных другое восприятие, и, следовательно, они живут в другой реальности. Так что же такое «реальная реальность»? Та, в которой живём мы? Или собаки? Или птицы? Или мухи? Ответ: единственной «реальной реальности» не существует. Реальность — в том моменте, в котором мы находимся, и она не такая прочная и определённая, как мы думаем.

Один из астронавтов, летавших на Луну, описал свои переживания при взгляде на Землю из космоса. «Земля выглядела такой маленькой, — сказал он. — Одинокий шарик, висящий в космосе». Ему стало грустно оттого, что мы зачем-то разделили её на страны, к которым страстно привязались, установили границы и ведём войны. То, что мы делаем, не имеет никакого смысла, осознал он. У нас есть только одна Земля и только одни люди, чтобы заботиться о ней, а то, чем мы занимаемся, — безумие.

То же откровение пришло к индейскому вождю по имени Сиэтл более ста лет назад:

«Мы все — дети великого духа. Мать Земля — дом для всех нас. Наша планета в большой беде, и если мы будем продолжать старые распри вместо того, чтобы вместе работать, то мы все умрём».

Какие определения мы даём миру, таким он для нас и будет. Когда мы называем часть Земли «Китай», «Бразилия» или «Соединённые Штаты», она становится отдельной страной, с огромным эмоциональным багажом, следующим за этим понятием. Когда мы определяем что-то как «хорошее», мы видим это хорошим. Когда мы определяем что-то как «плохое», мы видим это плохим. Мы так держимся за «нравится» или «не нравится», за «прав» или «неправ», будто эти определения и есть истинная реальность. При этом человеческий опыт — это опыт, когда не за что держаться, нет ничего раз и навсегда определённого для всех людей. Реальность постоянно разрушается. В этом потоке единственное, что имеет для нас смысл, — это протянуть руку друг другу.

Когда мы — на пути к тому, чтобы увидеть больше пространства вокруг наших жёстких ментальных конструкций и представлений, нашего ограниченного чувства себя, наших понятий о правильном и неправильном, а также ярлыков, в которые мы вложили столько сил, трещина в нашем привычном восприятии жизни становится всё шире и шире. На этом этапе до нас начинает доходить: если мы хотим изменить фильм своей жизни, придётся изменить свой ум.