Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен - [5]

Мать открыла дверь машины, и оттуда выскочил Монти, вечно слюнявый двадцатикилограммовый золотистый ретривер.

– Он сразу полез ко мне под юбку – нюхать, а мне это было не очень-то приятно. И я сразу задумалась: зачем она взяла в аэропорт собаку?.. Ведь машина-то не слишком просторная. А мама объяснила, что «так им будет проще всего познакомиться». В результате Элис ехала в детском кресле на заднем сиденье, я – рядом с ней, а Монти – «штурманом» – на переднем.

До конца визита ни мать, ни отец Лили не проявляли особенного интереса к тому, что происходит у нее в жизни. В доме постоянно орали два телевизора, а трапезничать все семейство усаживалось на краю кухонной стойки. Отец чаще всего ел, поставив рядом со своей тарелкой ноутбук.

– В самый последний вечер, хлопнув стакана три вина, я сказала родителям, что, вернувшись в Лондон, сразу же отправлю им целую тысячу фотографий Элис. Поймите меня правильно, у них фотографиями уставлены все комнаты в доме. На рояле у них целый лес рамок с фотографиями, но ни одной фотки их первой внучки я нигде в доме не увидела. А мама тут говорит: «Ой, божечки, ты что, не видела? Это же моя любимая!» А потом идет к себе в спальню, копается в комоде и вытаскивает портрет Элис. А потом улыбается и говорит: «Эх, обожаю эту фотографию». И отец сразу тоже говорит: «Эх, обожаю эту фотографию». Ну, и я тоже тогда: «Эх, и я обожаю». А сама думаю, какого хрена? Она что, считает, я умею взглядом, как рентгеном, комоды просвечивать?

Я с трудом сдержал смех.

Лили сделала небольшую паузу, а потом сказала:

– И вот, в последнюю ночь там мне приснился странный сон. Даже скорее кошмар. Все произошедшее в нем должно было меня расстроить, но я почему-то не расстроилась. В том сне Лили оказалась в группе людей, стоявших на берегу озера. Вместе со всеми она смотрела, как маленькая девочка пытается доплыть до деревянного плота.

Девочке было очень трудно, но она все-таки смогла добраться до плота и забраться на него. Тут прогремел гром и полыхнула молния. Девочка явно находилась в опасности, но никто не обращал на это никакого внимания. Где же были мать малышки, ее отец?

Лили попросила родителей присмотреть за Элис, а сама прыгнула в воду и поплыла к девочке. По черной воде озера гуляли большие волны, и удерживать голову маленькой девочки над поверхностью было очень сложно.

Добравшись до берега, Лили вытащила ребенка из воды и вдруг увидела, что, кроме родителей, на берегу никого нет. Элис нигде не было.

Лили была уверена, что вот этот последний фрагмент сна – «Элис нигде не было-» — про упрятанную в комод фотографию. Но что же означало все остальное?

– Может быть, этот сон напоминает вам еще о чем-нибудь? – спросил я.

Сон напоминал ей об озере рядом со школой-интернатом, где она когда-то училась. Каждую осень старшие мальчишки ловили пару-тройку новичков и бросали их в озеро.

Выбирали они, как правило, самых заносчивых мальчиков и самых симпатичных девочек. В те первые дни, когда она ужасно скучала по дому, ей было даже приятно оказаться среди этих «избранных».

В ближайшие недели ее отвели в сторонку несколько соседок по общежитию. Они начали дразнить ее разговорами о сексе, а потом попытались уговорить пойти в комнату к одному из старшеклассников. Лили в тот момент было четырнадцать, и с мальчиками она еще даже ни разу не целовалась.

Как-то вечером после ужина одна из девочек постарше отвела ее в туалет и стала совать два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. «Это точно так же, как отсасывать у мальчиков, просто открываешь рот и берешь поглубже», – сказала она ей.

Учиться в пансионе становилось все сложнее и сложнее. Лили успокаивала себя мыслями о том, что она – девушка способная, что ей все будет по плечу, что в течение года-двух она найдет себе парня, влюбится, и все постепенно наладится. Но все шло совсем не так, как хотелось. Лили не могла есть и спать. Она ни разу не пропустила занятий, но вела себя все более и более беспокойно.

– У меня не было никакой депрессии, я просто гнала и гнала себя вперед. В результате у меня, как у несущейся на бешеной скорости машины, начали отлетать колеса… Я перестала держаться на плаву.

– То есть девочка из сна – это вы, – сказал я.

– Но если это я, то как же я могу смотреть за Элис?

– Вполне возможно, что сон как раз об этом.

Лили признала, что ей действительно было трудно концентрироваться на Элис, пока она гостила у родителей.

За время этого визита она регрессировала. Она чувствовала, как из нее выветривается ее взрослое «я», куда-то исчезает мать, которой она была только что.

– Знаете, это было как у заложников, когда они забывают про внешний мир и начинают мыслить точно так же, как их похитители. Стокгольмский синдром.

У меня возникла мысль, что Лили пытается трансформировать свой визит к родителям в серию комических скетчей. На каждом шагу повествования, как раз в те моменты, когда я ждал от нее рассказа, как она была обижена или расстроена, она вставляла какую-нибудь ударную смешную концовку – «будто у меня блохи» или «она что, считает, я умею взглядом, как рентгеном, комоды просвечивать?».