Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен - [12]

Я слышу его дыхание. Мне кажется, что он изо всех сил старается сдержать слезы.

– Мистер Гроц, – говорит он.

– Да.

– В моем доме есть волшебная дверь.

– Волшебная дверь?

В прошлом году он летел очень длинным рейсом с промежуточной посадкой в Гонконге. Где-то через час после вылета из Гонконга раздался гулкий удар, а потом через салон со свистом пронесся поток воздуха. Вывалились и повисли над головами пассажиров кислородные маски. Самолет начал стремительно снижаться с десятикилометровой высоты. Он был уверен, что скоро умрет.

«Я умолял Бога: сделай так, чтобы мама не била меня, Господи, запретней бить меня.

Я буду хорошим. Пожалуйста, Господи, я прошу тебя. Я отдам тебе все, что захочешь, и все, что у меня есть, только отведи от меня опасность».

– Я подумал, что если только смогу подняться на ноги и открыть дверь в кабину пилотов, то за ней окажется мой дом. Я перешагну через порог и окажусь в безопасности, дома. Я уже был готов снять кислородную маску и расстегнуть ремень, но тут самолет все-таки выровнялся.

Где бы он ни находился, хоть в остановившемся в тоннеле поезде метро, хоть в автомобильной пробке, он мог встать, пройти через дверь и оказаться в своем доме. Он очень много думает об этой волшебной двери, от чего ему придется отказаться, чтобы расплатиться за ее существование?

– Бред, правда? – говорит он.

Я говорю ему, что, на мой взгляд, это никакой не бред. Маленький мальчик, когда его бьют, все на свете отдаст за такую волшебную дверь.

– Я не особенно часто думаю о своем детстве. А когда задумываюсь, понимаю, что не так-то много и помню. Все, кажется, так давно прошло и умерло. Я думаю про себя, это было мое детство… Нет, это есть мое детство. Но во мне оно не живет.

Мы некоторое время молчим. Через минуту или около того я начинаю беспокоиться, не прервалась ли связь.

– Нет, я все еще здесь, – говорит он. Потом опять замолкает на мгновение. – Судя по моим часам, наше время почти вышло. Я сейчас больше ничего не хочу говорить. Завтра мне нужно будет присутствовать на праздничной вечеринке, и нам придется закончить минут на пятнадцать пораньше. Вы уж меня извините.

– Спасибо, что предупредили меня об этом.

– Мистер Гроц?

– Да?

– В действительности, у меня нет никакого домика во Франции. Вы же знаете, да?

Ложь

О секретах

В своем письме терапевт назвал его патологическим лжецом и спросил, не смогу ли я оценить его состояние и, может быть, взять его на психоанализ.

Филипп пришел ко мне на собеседование в апреле, это было несколько лет назад. Лечащий врач решил отправить его ко мне, случайно столкнувшись с женой Филиппа в местном книжном магазине.

Она схватила врача за руку и чуть было не расплакалась. Может быть, им стоило бы, спросила она, все-таки обсудить оставшиеся варианты лечения рака легких у Филиппа?

В ходе нашей первой встречи Филипп (обладавший, по свидетельству его терапевта, идеальным здоровьем) перечислил все недавние случаи своего вранья.

В родительском комитете школы, где училась его дочь, он отвечал за сбор денег, и в разговоре с учительницей музыки сказал ей, что он сын знаменитого композитора, о холостом статусе и нетрадиционной сексуальной ориентации которого всем было прекрасно известно.

Незадолго до этого он сказал своему тестю, спортивному журналисту, что некогда был принят во второй состав сборной Великобритании по стрельбе из лука.

В самый первый раз, насколько ему помнилось, он солгал своему однокласснику. В возрасте одиннадцати или двенадцати лет он уверял, что его завербовали в шпионскую школу MI5.

Услышав это, классный руководитель Филиппа дал ему совет, который он охотно процитировал мне: «Если уж тебе так хочется врать, то, ради Бога, делай это хотя бы чуть-чуть убедительнее».

Классный руководитель был прав: врать Филипп совершенно не умел. Придумывая свои истории, он рассчитывал производить на слушателя сногсшибательный эффект, но все эти его выдумки оказывались бессмысленно радикальными и очень уж рискованными.

– Судя по всему, вас не беспокоит, что люди сразу распознают в вас лжеца, – сказал я ему.

Филипп пожал плечами.

Он сказал мне, что слушатели редко стараются уличить его во лжи. Его жена сразу поверила новости о том, что он заболел раком, а потом точно так же не стала обсуждать факт его чудесного исцеления.

Другие люди, например тесть, воспринимали его байки с очевидным скептицизмом, но своих сомнений тоже не озвучивали.

Когда я спросил его, какое влияние выдумки такого рода оказывают на его карьеру (он работал телевизионным продюсером), он ответил, что в этой отрасли врут все поголовно:

– В нашей работе это один из необходимых профессиональных навыков.

Насколько я понимал, Филипп относился к людям, которые слушали его выдумки, без всякого сострадания. По большей мере ему было просто все равно. Точнее, так было до недели, предшествовавшей нашей с ним встрече. Семилетняя дочь попросила его помочь сделать домашнюю работу по французскому, ведь он всю жизнь говорил ей, что свободно владеет этим языком. Теперь, вместо того чтобы признаться дочери, что он не умеет говорить по-французски, он сказал ей, что просто забыл названия нарисованных в учебнике животных. Девочка замолчала и отвела взгляд. Филипп увидел, как она осознала – он говорил ей неправду.