Искусство уводить чужих жен - [36]

Вот тоже еще смешно: Никита выбрал нам ресторан. В ресторане варили свое пиво, а из окон видна была Нева. Этот нищий музыкант был как бы чересчур особенным, но свое музыкальное дело он знал.

Прошла неделя, еще одна неделя прошла, и как-то с утра, когда до поездки в банк оставалось еще час-полтора, я решил съездить к нашему музыканту. Он стоял на своем месте и по-прежнему потчевал прохожих Брамсом. Когда увидел меня, с достоинством покивал и тут же проиграл кое-что из того, из свадебного. Я достал купюру, сложил ее и аккуратно вставил меж клавишами. Музыкант ни с того ни с сего покраснел и, продолжая игру одной рукой, протянул банкноту мне. И так некоторое время мы ее друг другу передавали. В конце концов он рассмеялся и деньги взял. С тех пор я приезжал к нему раз в неделю вплоть до октября. В октябре он исчез. Не скажу, что я особенно удивился его отсутствию. Такому, как он, долгое стояние на одном месте должно было надоесть много раньше. Что же касается моих нерядовых пожертвований, то я почему-то подумал, что с их помощью он залатал свои финансовые бреши и бросил уличную музыку навсегда. Вообще, после того как мы с Лилькой поженились, я вдруг стал себя чувствовать благодетелем каким-то, что ли… Мне даже стало чудиться, что я могу исправить любую жизнь. А потом прошел октябрь, начался мокрый и холодный ноябрь и, как обычно в эту пору, заболел Самандаров. Времени у меня стало совсем мало, тем более что к Новому году я задумал подарить Лиле маленький антикварный магазинчик и теперь сбивался с ног, чтобы в этом уютном подвальчике уже дожидалась ее кое-какая антикварная дребедень. Я обмирал от страху, когда тащил в этот подвал очередное бронзовое дитя или шандал. Ведь все это могло оказаться ничего не стоящим ломом, и что бы я тогда сказал Лильке?

Короче, я ужинал в бистро около Сенной и никак не мог вызвонить Лилю. Мне надо было хитрым образом поговорить с ней и узнать фамилию того скульптора, который наваял целый табун бронзовых коней. Предстояла встреча с одной цепкой бабушкой в ее антикварной квартире, и не знать эту фамилию было бы нерасчетливо. Домашний телефон был, как видно, отключен, а автоматический голос отвечал, что трубка недосягаема или выключена, время шло, я злился. Наконец Лилькин заспанный голос отозвался, она выслушала мой рассказ о кроссворде, сказала: „Лансере“, а я ей сказал, что погода ужасна и что выходить на улицу просто нельзя. „Да-да, – сказала она рассеянно. – Когда ты вернешься?“

Так вот, я пил чай, смотрел в окно и думал о том, что машина у меня в ремонте, что сейчас мне придется тащиться к антикварному жилищу вдоль Фонтанки, что ноги у меня уже сырые, а промокнут, надо думать, насквозь. Да и потом я поеду не домой, а в антикварный подвал, чтобы пристроить бронзового жеребца. Тут я посмотрел за окно, где носился снег вперемешку с дождем, и снова позвонил домой. Слегка раздраженным голосом Лиля ответила тут же. Я попросил ее приготовить мне ванну, а она неуверенно спросила: „Когда ты придешь?“ Я еще раз глянул в метель за стеклом и сказал: „Как можно скорее“. И вот тут на другой стороне Московского проспекта я увидел ее. Она протолкалась сквозь тяжелую дверь хозяйственного магазина и теперь стояла на ветру, заправляя мобильник в маленький подсумочек. Я этот жест прекрасно знаю. В руке у нее был какой-то черный плоский чемодан. Прежде я его не видел.

Не помню, как я оказался под дождем, но зато прекрасно помню, как уговаривал себя не следить за Лилей. Был момент, когда я едва не кинулся к ней, чтобы подхватить этот дурацкий чемодан. Уже я забыл про антикварную старуху, уже дважды провалился в какие-то глубокие колдобины, а мы все шли вдоль Московского. Лилечка очень спешила, и вот это приводило меня в ярость, ведь она спешила на встречу с кем-то! Потом я подумал, что она спешит, чтобы успеть домой и приготовить мне ванну. На этой глупости я немного успокоился и чуть не потерял Лильку из виду. Она кинулась через дорогу, и я едва успел за ней. Потом мы с ней нырнули в Бронницкую улицу, потом оказались перед заведением по имени „Нектар“, и тут я увидел нашего свадебного музыканта. Я увидел его раньше Лильки. Она же задела его плоским чемоданом и только тогда остановилась. Я, дурак, только в ту минуту и догадался, что в чемодане синтезатор.

Музыкант Никита взял у нее свой инструмент, и Лилька сказала ему: „Никитушка, теперь все работает“. – „Сколько я тебе должен?“ – спросил он. Я стоял за углом строительного вагончика, и штабель досок прикрывал меня. Они не могли меня видеть и говорили громко. Когда он спросил, сколько с него приходится, Лилька тихонько заплакала: „Ты просил стиральный порошок“. Тут раздалось шуршание, и музыкант сказал: „Не тот. Что у тебя за страсть к благодеяниям?“ Лилька заплакала в голос, а у меня потемнело в глазах.

Всем в тот вечер повезло, что я успел продать револьвер! И никакого на троих! Все три пули всадил бы я в этого стирального потребителя. Все три!

Когда я очнулся, их не было. Я вышел на Московский, стараясь не думать, просто не думать ни о чем. Потом я взял тачку и поехал домой. Я ехал и, чтобы не завыть, соображал, долго ли проболеет Самандаров?