Искусство слышать стук сердца - [66]

Я глубоко вдохнула, потом еще раз и миновала развалившиеся ворота. На лужайке возвышался пень. Должно быть, когда-то здесь росла здоровенная развесистая сосна. Сейчас по смолистой коре деловито сновали муравьи. В нескольких местах пень подгнил, однако сердцевина оставалась крепкой. Я вскарабкалась на него. Дерево было влажным и на удивление твердым. Десятки лет назад, когда кусты еще не разрослись, с этого пня открывался вид почти на всю долину. Теперь я поняла, почему так стремилась во что бы то ни стало увидеть это место и одновременно боялась его. Здесь таился ключ к рассказу У Ба. С того самого момента, как я услышала детское пение, долетавшее из горного монастыря, вся история перестала казаться складной выдумкой. В моих ушах и сейчас звучали слова У Ба. Я могла потрогать их, вдохнуть их запах. Я сидела на том самом пне, где мой отец напрасно ждал возвращения матери, моей бабушки. Он провел неподвижно несколько дней и едва не умер от голода. На этом дворе, который, как и весь городишко, почти не изменился за полвека, прошли первые восемнадцать лет его жизни. Здесь он встретил Ми Ми. У Ба все ближе подводил меня к ним. Я слышала их шепот. Голоса. Оставалось сделать несколько последних шагов.

Что, если от встречи нас отделяют считаные минуты? При этой мысли меня охватила паника. Возможно, отец и Ми Ми спрятались на заброшенной вилле? Вдруг они следили за мной из окна? Может, не захотев видеться со мной, отец подхватил Ми Ми и через боковую дверь ушел в лес? А если нет? Если он выйдет мне навстречу, неся на руках свою первую и единственную любовь? Что я ему скажу? «Привет, папа. Рада, что ты жив и здоров». А потом? Спрошу, почему он бросил нас и никогда не рассказывал о Ми Ми?

А как поведет себя отец? Рассердится, что я все-таки разыскала его, хотя он хотел исчезнуть бесследно? Сочтет, что я должна была уважать его желание и не лететь в Бирму? Или, наоборот, очень обрадуется и обнимет меня? Увижу ли я блеск его глаз, которого мне так не хватало все эти годы? Меня удивило то, что я совершенно не представляла возможной реакции отца на мое внезапное появление. Но ведь он искренне меня любил. Неужели не будет рад встрече?

— Не тревожьтесь, Джулия. Ваш отец и Ми Ми здесь не живут, — послышалось за спиной.

У Ба возник так неожиданно, что я невольно вздрогнула.

— Как вы меня напугали!

— Простите. Я вовсе этого не хотел.

— Откуда вы узнали, о чем я думала?

— А о чем еще вы могли думать, сидя на этом пне?

— Но если бы мой отец и Ми Ми жили на заброшенной вилле? Как по-вашему, у меня была причина волноваться?

У Ба улыбнулся и наклонил голову. В его глазах читалось искреннее сочувствие. Мне захотелось протянуть ему руку и попросить увести отсюда. В гостиницу, к нему домой. В любое безопасное место.

— Джулия, чего вы боитесь?

— Сама не знаю.

— У вас нет причин волноваться. Вы же его дочь. Почему сомневаетесь в его любви к вам?

— Он нас бросил.

— Разве этот поступок перечеркивает его любовь?

— Да! — почти крикнула я.

Сейчас во мне проснулась юрист Джулия Вин, готовая обвинять и требовать наказания.

— В вас говорит обида. Вы похожи на маленькую девочку, сердитую на родителей за то, что те ушли и не сказали куда. Если папа, как вы говорите, «внезапно исчез», «бросил» вас, это еще не значит, что он перестал любить. Или вы до сих пор по-детски считаете, что вся отцовская любовь должна распространяться исключительно на вас?

Он попал в самую точку. Я действительно чувствовала себя маленькой девчонкой, которую взрослые обманули.

— У любви много нарядов. Чаще всего неброских. Главное — узнать ее, в каком бы облике она ни предстала, а это часто бывает ой как трудно.

— Но почему все так сложно?

— Даже имея зоркие глаза, мы видим лишь то, что уже знаем. Других людей воспринимаем не такими, какие они есть, а такими, какими нам хочется их видеть. Заслоняем настоящего человека нарисованной картинкой. И любовью называем лишь те проявления, которые соответствуют нашим о ней представлениям. Мы стремимся установить правила и требуем, чтобы нас любили в соответствии с ними. Словом, признаем любовь только в том наряде, который сшили ей сами. Все прочие отвергаем. Они вызывают у нас сомнения и подозрения. Мы превратно понимаем чью-то искренность, в самых простых словах ищем скрытый смысл. Неудивительно, что мы начинаем упрекать другого человека. Утверждаем, что он вовсе нас не любит. А он любит, только по-своему, но мы этого не замечаем и не пытаемся узреть. Наверное, сейчас мои слова кажутся вам отвлеченной философией. Но прошу, потерпите до конца рассказа. Надеюсь, тогда эти слова станут вам предельно ясны.

Он был прав: я ничего не поняла из его тирады. Но я ему поверила.

— Я купил фруктов. Если хотите, можем сесть под деревом авокадо, и я продолжу историю.

У Ба поспешил к сидящим женщинам и что-то им сказал. Судя по всему, те хорошо его знали. Они перебросились несколькими фразами, посмеялись. Потом встали со скамейки и ушли, унося детей. У Ба взял скамейку и понес к дереву, под которым я стояла.

— Если не ошибаюсь, эту скамейку сделал ваш дед, — сказал он. — Тиковое дерево прочно. Она еще сто лет простоит. Нам лишь пришлось немного ее починить.