Искусство проклинать - [29]

Дан вытерпел-таки моё уединение, даже взглядом не выдал обиды и тревоги. Молча расставил на столе посуду, подал кофе и… блины. Нет, в самом деле, блины! Золотисто-поджаристые, тоненькие, с кружевными узорами по краю.

Да ему просто цены нет! Я за свою длинную неправедную жизнь так и не научилась печь блины, а он — запросто. Может, он в Чечне вовсе не при штабе служил, а поваром на полевой кухне? За такие кулинарные изыски вполне можно получить повышение. Я бы и «полковника» не пожалела…

— Дан, нам нужно поговорить — с неожиданным аппетитом откусывая свёрнутый блинчик, сочащийся растопленным маслом, начинаю я.

— Да, Тина, я слушаю. — Взгляд напряжённый с трепыханьем ресниц, но прямо в глаза.

— Маринка уехала расстроенная. Вы поссорились?

— Нет… насколько я помню. По крайней мере, я не сделал ничего такого, что наводило бы на мысль о ссоре — он запинается, но продолжает, не отводя глаз: И ничего — чтобы считать себя виноватым.

— И не считаешь? — быть строгой с набитым ртом не очень убедительно и удобно, но упрямства мне тоже не занимать. Оно у меня вроде второй натуры.

— Нет. Но… Если она решила… Тина, я никогда не давал ей повода думать, что…

— Что значит «не давал повода»? Ходил в гости, водил в ресторан… Как будто ухаживал. Со стороны это выглядит именно так.

— Я просто вёл себя как положено. Вежливо, достаточно прилично. Делал услуги… вот и всё.

— А она решила, что из вас может получиться… пара. Ну, не знаю, как это назвать! Как вы, молодёжь, теперь называете свои отношения?

— Какие отношения? Я ни о чём таком с ней не говорил. Да и не думал даже. Какие между нами могут быть отношения!

— Что значит, «ни о чём таком не говорили»? И особенно — «не думал»! Обязательно нужно говорить, чтобы она влюбилась в тебя по уши?

— Она всё неправильно поняла… Тина, пожалуйста, перестань, — его синий взгляд становится твёрже и спокойней: Зачем эти хождения вокруг да около? Ты же всё знаешь! И всё видишь.

— Что я вижу? Что я должна видеть, скажи на милость? То, что я старше тебя на целых десять лет?

— Не на десять. И какое значение имеет возраст? Моя мама была старше отца на двенадцать… О чём мы говорим, Тина? Я тебя люблю! Какое мне дело до твоего или моего возраста, до Маринки, до того, что обо всём этом можно подумать… Я просто люблю — и всё.

— Да ты же ещё совсем мальчик! Ты просто не соображаешь, что говоришь! — есть я уже не хочу и отбрасываю потерявший всю свою аппетитность кусочек теста на тарелку.

— Я не мальчик, Тина. И много чего повидал. Ты знаешь, что год в Чечне идёт за пять? А я там пробыл два года, да ещё почти год по госпиталям. Вот и посчитай, кто из нас старше.

— Я! Я старше. И давай не будем сейчас затевать ненужных споров. Мне это ни к чему. Вот, не было печали!

— Я знаю. — Дан пытается подсунуть мне под руку сотейник со сливками, но я одним глотком допиваю кофе, уже не чувствуя, насколько он горячий.

— Что ты знаешь, Дан?

— Знаю, что я тебе ни к чему. Что ты уже устроила свою тихую, спокойную и, по возможности, незаметную жизнь. Я в ней лишний. Но ведь я уже есть, Тина! И я ничего не требую. Я не собираюсь тебе надоедать и докучать, просто пока побуду рядом. Я не посягаю на твою драгоценную свободу. Но просто так взять и уйти я тоже не могу. Не прогоняй меня, Тина! Тем более — сейчас тебе кто-то нужен рядом. Просто друг. Ведь у тебя есть друзья, от которых ты не спешишь избавиться, несмотря на их любовь.

— Не болтай глупостей! Друзья — это друзья. Какая ещё любовь!

— Это тебе так кажется. И хочется, чтобы казалось, потому что так удобнее… Тебе просто никто ничего не говорит. А я сказал… Это единственное, в чём проявилась моя пресловутая молодость.

— Но это же глупо! Глупо и смешно! В городе будет, над чем посмеяться… — я так злюсь, что готова закричать.

— Над чем? Если кому-то захочется посмеяться, то надо мной! Ты-то останешься такой, какой была — целомудренной и неприступной. Моя смешная любовь только прибавит доброй славы к твоей безупречности.

Всё было не так, но он ничего не понимал. А доказывать что-либо другому человеку в подобной ситуации — бесполезное занятие. Он ещё раз невнятно намекнул мне, что в городе его задерживает не только любовь, и его взгляд ушёл сквозь меня в стену. Я, неизвестно почему, подумала о Хорсе и почти сразу остыла. Холод, пробежавший по спине, заставил забыть о большинстве неприятностей минувшего дня. Я ему поверила.

Мы договорились, что завтра Дан сдаст меня Галие «с рук на руки» и уедет в свой санаторий и разошлись спать.

Понедельник с самого утра оказался присутственным днём и меня посетили все, кто только мог. Сначала Ашот с Витькой, потом Лев Борисыч с женой и дочерью, за ними Васо с корзиной, способной накормить целый полк, оба Семёновых, несколько соседей… Холодильник и кладовка ломились от припасов, моя голова гудела, а посещение больной только набирало ход. После обеда явился Док и, вытолкав Маго с братом, заставил меня принять таблетки и порошок.

Он дал Дану строгий наказ оберегать мой покой и это доставило мне огромное облегчение, потому что внизу кудахтала группа дорогих родственников во главе с тётей Маней. Их бы я просто не пережила. Я снова заснула и проснулась только вечером. Мне заметно полегчало и я почитала под Моцарта. Дан тоже устроился с книгой неподалёку, пока не пришла Галия. Он неохотно, но послушно пошёл вниз к своей девятке, поглядел, задрав голову, в окно, и уехал.