Искусство предавать - [17]

— Тебя как зовут? — поинтересовалась девица.

— Хью… Хьюго, — ответил он. — А тебя?

— Полли.

«Так и есть».

— Пойдем, отыщем тебе комнату, потом сходим на кухню и в библиотеку, если хочешь, — предложила она. — А ты что такой маленький?

— В детстве кушал плохо, — отшутился Шарц.

— Поэтому лаешь на всех незнакомых девушек?! — хихикнула Полли.

— А также мяукаю, — солидно кивнул Шарц.

— А в университете ты что делал?

— Лаял на собаку профессора, — ответил он.

— И как? Перелаял?!

— Боевая ничья.

— Ты серьезно?

— Имею три диплома, — кивнул он. — Могу показать.

— Да ну тебя, — отмахнулась она. — Там небось всякое по-непонятному написано. А я только большими буквами по складам сказки читаю. Ладно, пойдем скорей!

— Посмотрите-ка на него! — раздался вдруг чей-то знакомый голос.

«Это он тогда потребовал поклониться герцогу, — вспомнил Шарц, поворачиваясь. — В тот самый первый раз, в трактире, когда я мисками жонглировал. Кажется, его зовут Томас».

— Посмотрите-ка на него, — продолжал меж тем здоровенный верзила, направляясь им навстречу. — Не успел явиться, а уже к чужим девушкам подкатываешься.

— Во-первых, я не твоя девушка, Томас, — сердито покраснев, возразила служанка. — И можешь на это не рассчитывать. Никогда, понял?! А во-вторых, он ни к кому не подкатывался, он…

— Слышали уже, слышали, — язвительно перебил ее парень. — Как же, как же, такая фигура! Сам господин марлецийский студент! Главное, под ноги смотреть, чтоб на него не наступить случайно.

— А то он может зубами за пятку тяпнуть, — дополнил Шарц. — И кстати, не студент, а полноправный доктор.

— До-о-октор! — передразнил Томас. — А работать дурачком устроился! Непыльная работа — дурака валять…

— Да я тебя пока что вроде и не валял, — усмехнулся Шарц. — И не стану. Пальцем к тебе не прикоснусь по собственной воле. Глупость — штука заразная. Прилипнет еще.

— Да ты… да я… — с минуту посопев, верзила кинулся на обидчика.

Стоявший у стены Шарц ловко отскочил, и злополучный Томас с глухим стуком в нее впечатался.

— Ах, ты!

Полли тоненько взвизгнула.

— Ты все перепутал, — заметил Шарц. — Меня нет в той стене, куда ты так старательно ломишься. Там даже двери нет, ты не заметил?

— Ах, ты…

— Томас, не смей! Я герцогине скажу, что ты опять руки распускаешь! — выкрикнула девушка.

— Так ведь я ж тебя не трогаю, — яростно выдохнул стукнутый Томас. — Или ты уже соскучилась по моим ласкам?

Он грубо схватил девушку за руку, привлек к себе.

— Уважаемый сэр, у вас не найдется перчаток? — самым вежливым тоном, на какой только был способен, поинтересовался Шарц, подойдя к Томасу вплотную.

Тот ошалел настолько, что даже перестал мять платье своей жертвы.

— Перчаток? — переспросил он, словно не вполне понимая, о чем идет речь.

— Да-да, перчаток! — нетерпеливым тоном господина, поторапливающего своего слугу, промолвил Шарц. — А впрочем, вижу. Не трудитесь, милейший!

Все слуги герцога имели при себе перчатки на случай каких-либо непредвиденных парадных торжеств. Томас носил свои заткнутыми за пояс, на манер платка. Выдернув их из-за его пояса, Шарц быстро надел правую, потом левую.

— Благодарю вас, сэр!

— Что ты себе позволяешь?! — ошарашенно взвыл Томас. — Да я из тебя сейчас…

Сильная, привычная к молоту рука сграбастала его за шкирку и одним рывком нагнула к самому лицу Шарца.

— Отпусти девушку, — приказал Шарц.

Томас и сам не заметил, как его пальцы разжались, и Полли оказалась на свободе, поправляя измятое платье.

А потом несчастный верзила увидел стремительно приближающийся кулак. Когда кулак увеличился до размеров сундука, из глаз брызнули искры, а мир покатился вверх тормашками.

Сорвав перчатки, Шарц брезгливо бросил их на тяжело ворочающегося Томаса. Падая, тот задел за портьеру; с нее сыпалась пыль.

— Ты был не прав, — заметил Шарц своему поверженному противнику. — Валять дурака — ужасно пыльная работа.

— С дураками всегда так, — пожаловался он Полли. — И не хочешь касаться, а приходится… Но мне кажется, мы куда-то собирались?

— Собирались! — восторженно выдохнула Полли. — Как ты его! Ой, Хью, я и не думала, что ты такой сильный! Ты ведь такой маленький…

— А, ерунда! — отмахнулся Шарц. — В Марлеции еще и не такому учат.

Герцогиня не видит, что я карлик, подумал Шарц. А Полли видит, но не придает значения. Еще точнее: она не считает, что это делает меня хуже!

Он представил себя выросшим до размеров Томаса и явившимся в родные пещеры. Или уменьшившимся вполовину от своего нынешнего роста, без разницы. Так ли много найдется тех, кто сможет смотреть на него без неприязни? Без тайной дрожи ужаса превратиться во что-либо подобное? Без сопряженной с этим ненависти? Примут ли его родичи? Ох, он знал ответ. Гномы не станут его убивать. Даже не прогонят. Найдут ему применение, как находят применение всему. И это все, на что он мог бы рассчитывать. До самой смерти он останется неприкаянным чужаком, ни один Клан не распахнет ему свои объятия, ни одно Семейство не откроет двери своего Дома, и уж конечно, Невесты ему не видать, как своего затылка. Никогда.

Шарц грустно усмехнулся. Он до сих пор не видел ни одной юной гномки. Ни одной! Слишком часто женщины его народа умирали родами. Бормотали даже о каком-то эльфийском проклятии, брошенном якобы в глубокой древности. Дескать, это оно бьет гномов в самый корень их существования. Это из-за него гномы так ненавидят эльфов. О полных семьях, где дети воспитывались вместе, рассказывали легенды, гномы, выросшие в таких семьях, были центром всеобщего внимания — как же, они ведь росли вместе с сестрами! Обычно, увы, все было по-другому. Если гномка умирала, рожая сына, он оставался с отцом, если дочь — ее отдавали Мудрым Старухам. Девочки были слишком ценным материалом, чтоб доверять их хрупкое и необычайно ценное здоровье грубым мужским рукам. И уж, конечно, знакомить столь высоко ценимых Невест с обыкновенными подростками, которых кругом полным-полно, никто не собирался. Так что ни одной юной гномки Шарц не видел еще. Не дорос. Зато с десяток человеческих девиц дарили юному студенту то, что они называли любовью. Он и мечтать не смел о такой чести. Он бы умер от восторга, если б имел на это право. К несчастью, профессиональный лазутчик такого права не имеет. Даже толком получить удовольствие ему не дано. Шарц не столько получал удовольствие, сколько следил за действиями других, стараясь всему подражать и ничем не выделяться. Благословенна будь, студенческая общительность, плавно перетекающая в разнузданность, а дальше и вообще переходящая всякие границы, теряющая очертания. По крайней мере, Шарц успел насмотреться, прежде чем от него потребовалось личное участие. И все же… когда его пальцы впервые грубо скомкали нежную женскую грудь, он ощутил себя почти святотатцем. Боготворимой плоти нужно касаться совсем не так. То, что Божественный процесс Зачатия можно оторвать от Деторождения и наслаждаться им, словно пивом или фруктами, не принимая на себя никакой ответственности, оставляя горсть серебра и считая, что этого довольно, также привело его в немалый шок. Но кто его, лазутчика, спрашивает? Он и не знал, что веселые девицы с некоторых пор стали отличать его от других клиентов.