Искусство похищения сердец - [9]

Меня тянет к нему как магнитом, а подойдя ближе, я определяю, что это Рубенс – фламандский живописец периода Барокко, один из самых востребованных художников семнадцатого века. Господи, охренеть! Настоящий шедевр. «Суд Париса» – сцена в лесу с обнаженными богинями, которые выставляют себя напоказ, танцуют, демонстрируют свою красоту перед двумя богами, которые должны выбрать из них прекраснейшую. Вся картина представлена в пленительном сочетании насыщенного света и тени.

– Восхитительно, не правда ли? – произносит мне в ухо шелковистый голос, и от неожиданности я чуть не выпрыгнула из кожи. Поворачиваюсь, чтобы узреть прямо перед собой вчерашнего сексуального британца, который выглядит так же великолепно, как я его помню. Он улыбается, и его ямочки будто подмигивают мне.

Только не упади в обморок.

– Настоящий шедевр, – говорю я, надеясь, что он не решит по моим быстро краснеющим щекам, что я говорю так о нем, хотя отчасти я и его имела в виду.

– Классика, – многозначительно вздыхает он и смотрит на меня. – Для вас, наверное, это привычное дело теперь. Видеть вблизи такие красивые произведения искусства.

Я улыбаюсь.

– К этому нельзя привыкнуть, – говорю я. – Искусство означает, что его можно увидеть с миллиона различных сторон.

Он выглядит удивленным, затем кивает с одобрением:

– Я чувствую также.

Помнит ли он меня? Или вчера я была лишь временным отвлечением на его пути в офис, пикантностью для его утреннего развлечения?

– Полотно принадлежит одной из моих любимых эпох.

– Вам нравится драма, присущая Барокко, не так ли? – говорит он, щурясь на меня игриво. – Вы королева драмы?

В самом деле, он флиртует со мной, потому что помнит нашу встречу, или это его обычное поведение при общении с женщинами?

– Вы разбираетесь в искусстве, – выдаю я под впечатлением.

– Лучше, – говорит он. – Я трачу на него много денег.

Так он коллекционер. Я снова смотрю на картину: женщины, словно танцуя прямо на холсте, движутся среди глубоких зеленых теней в насыщенных мазках.

– Мне нравятся глубокие тени и мерцающие детали, словно они могут сойти с картины и… – Мой голос затихает, когда я понимаю, что говорю бессвязно. – Простите, я просто взволнована.

– Не извиняйтесь. Я понимаю, – ответил он, и похоже, он меня действительно понимает.

Мы вновь развернулись к картине. Он стоит рядом со мной, и я чувствую жар его тела вдоль своего, его рукав мягко касается моей обнаженной руки.

– Только подумайте, – говорит он, подходя ближе, своим плечом задевая мое, – на этом холсте мазки, которым уже тысячи лет. В отличие от этого нового галстука, который мне пришлось купить вчера, потому что кое-какая недотепа облила меня кофе.

Попалась! Я шлепаю его по бицепсу. По его твердому, рельефному бицепсу под дорогим костюмом.

– Так вы меня помните!

– Как я мог забыть первого человека, который врезался в меня с кофе? – усмехается он. – Вы уничтожили мой любимый галстук.

– Вы сказали, что он вам не нравился!

– Мужчины все время лгут красивым девушкам.

Я краснею. Боже, есть ли способ удержать свое тело от проявления влечения?

– Я же сказала, что куплю вам новый. Хотя синий цвет в этом галстуке мне нравится.

– Потому что он подчеркивает мои глаза? – дразнит он.

– Вы это хотели бы услышать? – усмехаюсь я, притворно закатывая глаза, хотя мое сердце бешено колотится. – Или это то, что вы бы сказали любой симпатичной девушке, с которой только что познакомились?

– Так, мы вернулись к вашему признанию, что я горяч.

Я отмахнулась.

– Я даже не обратила внимания на цвет ваших глаз.

– Так, мы вернулись к тому, что вы ужасная лгунья.

Я громко рассмеялась и несколько присутствующих ценителей искусства оборачиваются на нас. Я осматриваю зал в поисках Стэнфорда или Лидии. Все чисто. Пока что. Фух.

– Как я понял, вы получили работу? – говорит загадочный красавчик-коллекционер.

– Ну, вроде того, – я медлю, вспомнив, зачем меня сюда позвали. – Вообще-то, мне, наверное, стоит вернуться к работе, пока мой босс…

Он поднимает свой галстук.

– Я позволю пролить что-нибудь на этот, если вы останетесь.

Я снова смеюсь, на этот раз тише, а он одаривает меня полноценной улыбкой, словно сам Адонис сияет своими жемчужными зубами. Только я собралась сказать что-нибудь кокетливое – Господи, надеюсь не подобострастно – как слышу свое имя, произнесенное, казалось, самым неприятным голосом на свете.

– Грэйс? – Это Лидия, которая подходит к нам, можно было бы сказать топая, если бы на ней не были надеты туфли на неимоверно высоких каблуках. – Какого черта ты тут делаешь?

– Стэнфорд отправил меня принести еще стульев, – говорю заикаясь.

Лидия одаривает меня снисходительной улыбкой.

– Я не вижу в твоих руках никаких стульев.

Она поворачивается ко мне спиной:

– Мистер Сент-Клэр, мне очень жаль, надеюсь, она вам не докучала. Ох уж эти новые сотрудники. – Лидия кладет руку ему на плечо, и теперь уже она выдает подобострастно. – Мы знаем, какой вы занятой человек, и не хотели бы отвлекать вас тривиальными вопросами как… этот. – Она взмахивает рукой в мою сторону.

– О, нет, – говорит он. – Это была моя вина. Я задал ей вопрос о картине «Суд Париса» и получил исчерпывающий ответ. Я бы сказал, вы наняли хорошего сотрудника.