Искусный рыболов, или Досуг созерцателя - [6]

А у ц е п с. Сэр, пусть наградой вам будут мои извинения. Мне жаль, что возле этой парковой ограды я должен расстаться с вами, но поверьте, мистер Пискатор, я прощаюсь, полный самых добрых мыслей не только о вас, но и о вашем увлечении. Итак, джентльмены, храни вас обоих Бог!

П и с к а т о р. Ну что же, теперь вы, мистер Венатор, наверное, не захотите продолжать ваш рассказ об охоте?

В е н а т о р. Пожалуй, сэр! Вы сказали, что рыбалка – очень древнее и совершенное искусство, овладеть которым нелегко. Я так заинтересовался вашими словами, что жажду услышать подробности.

П и с к а т о р. Да, сэр, я сказал именно так, и не сомневаюсь, что если бы мы с вами побеседовали всего несколько часов, то вы были бы охвачены столь же высокими и счастливыми мыслями, какие присущи мне. Это были бы мысли не только о древности рыбной ловли и что она заслуживает всяческой похвалы, но и о том, что это искусство, которым действительно стоит овладеть каждому здравомыслящему человеку.

В е н а т о р. Умоляю, сэр, продолжайте, ведь нам осталось идти до Тэтчед Хаус еще пять миль, и пока мы их не преодолеем, я обещаю слушать вас с удвоенным вниманием. И еще, если вы утверждаете, что рыбная ловля – это искусство, которому обязательно стоит научиться, то умоляю позволить мне побывать у вас в гостях, чтобы два-три дня посвятить рыбалке и прикоснуться к искусству, которое вызывает у вас такое уважение.

П и с к а т о р. О, сэр, нет сомнений, что рыбная ловля – это искусство, и искусство стоящее того, чтобы ему научиться. Проблема только в одном: способны ли вы им овладеть? Ведь ужение подобно поэзии – рыболовом, как и поэтом, нужно родиться. Я имею в виду, что необходимо иметь особую склонность к рыбалке, и хотя эта склонность может быть развита практикой, тот, кто хотел бы стать настоящим рыболовом, должен не только иметь пытливый, ищущий и наблюдательный ум, но и потратить на служение этому искусству массу надежд, терпения, любви и страсти. И если вы хоть раз попробуете ловить рыбу, это, несомненно, покажется вам настолько приятным, что ужение станет одной из ваших добродетелей, а это уже само по себе награда.

В е н а т о р. Сэр, я в таком нетерпении, что прошу вас не делать пауз!

П и с к а т о р. Во-первых, немного о древности рыбной ловли: одни говорят, что она существует со времен Великого потопа, другие утверждают, что Бел, который изобрел многие благочестивые и добродетельные развлечения, изобрел также и рыбную ловлю. Третьи уверены (так как с давних времен известны трактаты об античной рыбной ловле), что Сиф, один из сыновей Адама, учил рыбной ловле своих сыновей и что через них это умение было передано последующим поколениям. Говорят, будто бы он выгравировал все, что знал об ужении рыбы, на воздвигнутых им колоннах, которые использовались для сохранения знаний о математике, музыке и других точных науках, а также о полезных искусствах, которые Божьим соизволением и его благородными стараниями были таким образом спасены от гибели в Ноев потоп. Все это, сэр, мнения нескольких человек, которые, возможно, стремятся объявить рыбную ловлю более древней, чем она есть на самом деле. Что же касается меня, то я скажу лишь, что рыбная ловля намного древнее, чем Рождество Спасителя, ведь еще пророк Амос писал об изготовлении рыболовных крючков, а в Книге Иова (которая существовала задолго до Амоса, так как считается, что она написана Моисеем) тоже упоминается изготовление крючков, и это позволяет предположить, что уже в те времена ловили рыбу удочкой. Но, мой уважаемый друг, я отношу себя к людям, которым скорее свойственны ум, смелость, выдержка, добропорядочность и общительность, нежели пустое бахвальство богачей, которые, из желания выглядеть благородными, кичатся добрыми качествами своих предков (хотя, конечно, если человек известен и древним происхождением и благородными поступками, то к такому человеку чувствуешь двойное уважение). Так и древнее происхождение рыбной ловли (которое я, по-моему, не преувеличивал) будет, как древний род человека, честью и украшением этого добродетельного искусства, полюбить которое я вас призываю. Это все, что я хотел сказать о древности искусства ужения, а теперь еще одно важное замечание: еще в незапамятные времена возник спор (и спор этот не окончен до сих пор) – в чем заключается счастье человека на этом свете – в действии или в созерцании? Одна из сторон этого спора придерживается мнения, что счастье – в созерцании. Сторонники созерцания утверждают, что чем ближе мы, смертные, приближаемся к Богу, уподобляясь ему, тем мы счастливее. А сам Бог, по их мнению, радуется только созерцанию своей собственной Бесконечности, Бессмертия, Силы, Доброты и тому подобное. Многие очень образованные и набожные монахи предпочитают созерцание действию, и многие из отцов церкви, кажется, одобряют это мнение, что находит подтверждение в их комментариях к обращению Спасителя к Марфе. С ними не согласны столь же достойные и равные им по власти и влиянию люди, которые считают действие более важным, чем созерцание. Сторонники действия приводят в пример медицинские опыты и использование их результатов для облегчения страданий и продления жизни человека, благодаря чему он может дольше творить добро, то есть служить своей стране и помогать другим людям. Они говорят, что действие – это доктрина, которая учит одновременно и искусству, и добродетели, а также является средством сохранения человеческого общества, и поэтому действие важнее созерцания. Мой глубокоуважаемый друг, я изучил эти два мнения и осмелюсь предложить третье, мое собственное, а именно: оба они наиболее точно подходят к достойному уважения, благородному и мирному искусству ужения. Для доказательства этого утверждения скажу вам, во-первых, о том, в чем убежден и я, и многие другие люди: берег реки является не только самым спокойным и наиболее подходящим местом для созерцания, но и побуждает удильщика к нему. Ученый Питер де Молина в своей книге об исполнении пророчеств, пишет, что когда Бог желал явить пророкам будущие события или объявить Божественную волю, он переносил их либо в пустыню, либо на берег моря, тем самым удаляя от других людей и мирских забот, погружая их разум в тишину и подготавливая его к откровению. Так же поступили и дети Израиля, которые, попав в беду, изгнали музыку и другие радости из своих скорбящих сердец и, повесив свои умолкнувшие арфы на ивы, растущие по берегам рек Вавилона, сели у воды, оплакивая руины Сиона и размышляя о своей ужасной судьбе.