Искушение - [4]

Шрифт
Интервал

– Да что ты с твоими тысячами! Тут-то кто будет?! – Ирина недобро распрямилась на Настю, будто та и была виновата во всем. – Или не знаешь, как у нас…

– Ты что хочешь думай, теть Ир, но у тебя Катька через пару лет… – Настя смотрела пренебрежительно, даже высокомерно, фразу не заканчивала, будто не хотела обидеть. – А может, и быстрее…

– Что? В меня превратится?

– Хуже, теть Ир, посадят вас обоих за вашу рыбу!

– А чего делать, племяшка, посоветуй?! Может, повеситься? За это денег не дают!

На этих словах в кухню вошла Катя, стряхнула с ног галоши и посадила на стол пухленький коричневатый с желтенькими пятнышками комочек. Цыпленок пробежал несколько шажков по выцветшей клеенке, замер у края, переступил неуверенно и осторожно посмотрел вниз, не очень понимая, что это и можно ли ему дальше.

– Это откуда? – не поняла мать.

– Рябая вывела, за кроликами в траве. На одном яйце сидела! – Катя присела к столу и осторожно вблизи рассматривала пушистого птенчика.

– Что не согнала? – спросила недовольно мать.

– Не заметила, а потом поздно было. Пусть в коробке поживет? – попросила.

– Вот так она у тебя и будет цыплят… – Настя не подобрала слова, что Катя будет делать с цыплятами, и развела руками.

– Ты чего, Насть? Пойдем ко мне! – Катя осторожно поймала незаконнорожденного, посадила в коробку и шагнула из кухни.

Девчонки общались, поскольку жили через два дома. Если бы не это обстоятельство, скорее всего и не знались бы, мало чего общего было. Настя на четыре года старше, и жизнь ее в Белореченске совсем иначе текла. «В нашей Настьке ума нету, одна прыть!» – говорила ее языкатая баба Дина. Примерно так у Насти и шли дела.

Сели в комнате. Катя у письменного стола, Настя на кровать забралась, подушку под спину пристроила. Бровки свои ровные скривила строго, глядя на сестру, как на маленькую.

– В прошлом году поехали бы, вообще не вопрос был устроиться, а сейчас кризис, санкции-манкции – в Москве почти пятьсот ресторанов закрылись. Зато квартиру за копейки можно снять. – Настя говорила возбужденно, все продолжая спорить с Катиной матерью. – Ехать надо! Тебя же уволили!

Катя кивнула.

– А теперь и больницы вашей не будет, из нее стационар делают дневной, опять сокращают… – Настя ехидно подняла одну бровь, – ночных уборщиц, медсестер… кучу народа увольняют! Им там наверху все бабла мало!

– Ты откуда про больницу знаешь? – с тревогой спросила Катя.

– С бабой Диной ходила сегодня, а там ничего не работает. Из кабинета в кабинет ходят, обсуждают все. Надо валить отсюда, сеструха! Себя не уважать – тут жить!

Катя сидела, не шевелясь и не реагируя, думала о чем-то.

– Ну ты странная! У тебя работы нет… – Настя встала и подошла к окну. Вгляделась в слабо освещенную улицу.

– Не могу я ехать, Насть, мать здесь одна, – Катя покачала головой, – я поэтому и в институт не поехала.

– Ага, давай в институт! Врачей тоже сокращают! Надо… – Настя отвернулась от окна, сморщилась упрямо и уверенно, – надо к деньгам поближе, подруга! Просто и ясно!

Это был не первый их разговор. Катя раньше и не задумывалась никогда над Настиными мечтами, а теперь слушала как будто внимательно. Настя это видела и говорила с нажимом:

– Вообще не понимаю, как вы тут крутитесь? Федору много еще сидеть?

– Два года…

– И что? Деньги тянет с матери?

Катя не ответила, посмотрела только – что, мол, и спрашивать.

– Ну, да… все у вас… – Настя подняла на сестру жалеющий взгляд. – Дядь Жоре-то, не будут уже операцию делать?

Катя молчала.

– Вы же на очереди стояли? – не отставала Настя.

– Второй год уже на очереди, – пробормотала Катя.

Она посмотрела с тоской и хотела сказать что-то еще, но не сказала, а отвернулась в темное окно. Потом подняла вдруг хмурое лицо на Настю.

– Его до Нового года надо прооперировать, потом поздно будет. Раньше только сроки сдвигали, а в июле матери прямо сказали, что финансирование на такие операции совсем срезали. Предложили искать частную клинику, и чтобы какой-нибудь благотворительный фонд оплатил.

– Вот козлы! – зло прищурилась Настя. – У нас тут не то что… Какие, на хрен, фонды-монды! Тут вообще ни хрена нет! У нас глава администрации, придурок косоглазый, он только воровать умеет… Да водку жрать!

– Ну… – недовольно нахмурилась Катя.

– Чего ну? У тебя отец вон… погибает, можно сказать! А?! Получается, ему здесь хана! – Настя недоговорила, поджав губы. – Тебе надо ехать, Катька! Я тебе точно говорю! Вам деньги нужны!

Катя сидела, все так же напряженно глядя в никуда, нервно сжав кулачки на коленях.

– Что молчишь?

– Не заработать мне таких денег!

– Сколько?! – решительно и даже небрежно спросила Настя.

– В Москве операция от восьмисот тысяч стоит…

– Фи-фу! – присвистнула Настя ошарашено. – Восемьсот тысяч! Ни хрена себе! И ты еще думаешь… Вы вообще на что живете? На рыбу?

В комнате стало тихо, будильник тикал, Андрюшка громко разговаривал за стеной. Катя нервно вытерла платком глаза, но на них снова выступили слезы, губы у нее задрожали, она еле держалась:

– Ради Федора мать рыбу носит. Никогда такого не было, ты же знаешь! – Слезы потекли сильнее. – Сколько Федька ни попросит, она обязательно насобирает. Мы все в долгах…


Еще от автора Виктор Владимирович Ремизов
Вечная мерзлота

Книги Виктора Ремизова замечены читателями и литературными критиками, входили в короткие списки главных российских литературных премий – «Русский Букер» и «Большая книга», переведены на основные европейские языки. В «Вечной мерзлоте» автор снова, как и в двух предыдущих книгах, обращается к Сибири. Роман основан на реальных событиях. Полторы тысячи километров железной дороги проложили заключенные с севера Урала в низовья Енисея по тайге и болотам в 1949—1953 годах. «Великая Сталинская Магистраль» оказалась ненужной, как только умер ее идейный вдохновитель, но за четыре года на ее строительство бросили огромные ресурсы, самыми ценными из которых стали человеческие жизни и судьбы.


Воля вольная

Икра и рыба в этих краях — единственный способ заработать на жизнь. Законно это невозможно. И вот, начавшееся случайно, разгорается противостояние людей и власти. Герои романа — жители одного из поселков Дальнего востока России. Охотники, рыбаки, их жены, начальник районной милиции, его возлюбленная, два его заместителя. 20 % отката. Секретарша начальника, буфетчица кафе, москвич-охотник, один непростой бич, спецбригада московского Омона. Нерестовые лососи, звери и птицы лесные. Снега, горы, солнце, остывающие реки и осенняя тайга.Читается роман, как детектив, но это не детектив, конечно… Это роман о воровской тоске русского мужика по воле.


Одинокое путешествие накануне зимы

Виктор Ремизов — писатель, лауреат премий «Большая книга» (2021) и «Книга года» (2021) за роман «Вечная мерзлота», финалист премий «Русский Букер» (2014), «Большая книга» (2014). В новую книгу вошли повесть, давшая название всему сборнику, и рассказы. Малая проза Виктора Ремизова уступает его большим романам только в объеме. В повестях и рассказах таятся огромные пространства и время сжато, но не из-за пустоты, а из-за насыщенности. Каждый рассказ — отдельный мир, где привычное для автора внимание к природе и существованию человека в ней вписано в сюжет, — и каждый ставит перед читателем важные вопросы: об отношении к жизни, к тому, что нас окружает, к настоящему и будущему, к тому, что действительно важно и достойно наполнять бытие.


Кетанда

Это крепкая мужская проза. Но мужская — не значит непременно жесткая и рациональная. Проза Виктора Ремизова — чистая, мягкая и лиричная, иногда тревожная, иногда трогательная до слез. Действие в его рассказах происходит в заполярной тундре, в охотской тайге, в Москве, на кухне, двадцать лет назад, десять, вчера, сейчас… В них есть мастерство и точность художника и, что ничуть не менее важно, — внимание и любовь к изображаемому. Рассказы Виктора Ремизова можно читать до поздней ночи, а утром просыпаться в светлых чувствах.


Одинокое путешествие на грани зимы

Повесть про путешествие в одиночку по реке Лена — неподалеку от Байкала, в октябре, то есть на исходе здешней осени; под снегом, дождем, солнцем; с глухими лесами на берегах, оживляемыми только медведями, оленями, глухарем и другими обитателями; про ночевки, рыбалки, про виски перед сном и про одиночество, погружающее человека в самого себя — «…Иногда хочется согласиться со своим одиночеством. Принять его как правильное развитие жизни, просто набраться мужества и сказать себе: вот и все. Теперь все понятно и дальше надо одному… Может, и потосковать маленько, прощаясь с теми, кто будто бы был с тобой все эти годы, и уже не страшась ничего… с Божьей помощью в спокойную неизвестность одиночества.Это трудно.


Рекомендуем почитать
На усадьбе

Хуторской дом был продан горожанину под дачку для рыбалки. И вроде бы обосновалось городское семейство в деревне, большие планы начало строить, да не сложилось…


Тюрин

После рабочего дня хуторской тракторист Тюрин с бутылкой самогона зашел к соседям, чтоб «трохи выпить». Посидели, побалакали, поужинали — всё по-людски…


Рахманы

Не повезло казачьему хутору Большой Набатов, когда в нем обосновались переселенцы из России Рахмановы…


Ралли

Сельчане всполошились: через их полузабытый донской хутор Большие Чапуры пройдут международные автомобильные гонки, так называемые ралли по бездорожью. Весь хутор ждёт…


Уголок Гайд-парка в Калаче-на-Дону

Хотелось бы найти и в Калаче-на-Дону местечко, где можно высказать без стеснения и страха всё, что накипело, да так, чтобы люди услышали.


Про чужбину

Из города в родной хутор наведался Вася Колун, молодой, да неустроенный мужик. Приехал сытым, приодетым — явно не бедовал. Как у него так вышло?