Искушение Марии д’Авалос - [15]
Мария сидела, наблюдая, как светлеет небо и начинается бледный рассвет, и прислушивалась к слабому дыханию Беатриче. Сильвия и Лаура дремали в креслах. Вчера Мария приказала кузнецу выковать толстую дверь с замком для кладбища монахинь. Она послала Лауру сообщить настоятельнице, что, когда поставят дверь, ее нужно будет держать запертой. Это не совсем удовлетворило Марию — она была согласна с Федериго, который однажды сказал, что это кладбище нужно сжечь дотла. Как-то раз он даже хотел поджечь его сам, но она ему запретила. А теперь его дочь расплачивалась за то, что мать не хотела нанести обиду монахиням.
Она была потрясена, что Федериго, племянник покойного папы римского, предложил такую кощунственную вещь. В первые месяцы их брака Федериго не раз поражал ее. Мария была до смешного наивна, считая, что монахини Клариссе сами выбрали свой образ жизни. Она вспомнила изумление Федериго и их разговор, когда они сидели, перешептываясь, в соборе замка, возле мраморного алтаря. Она была очень сентиментальна и хотела, чтобы он увидел этот алтарь, у которого Ферранте Франческо д’Авалос венчался с Витторией Колонной.
— Эти женщины аристократки. Почему они выбрали такую затворническую жизнь? — спросил тогда Федериго.
— Из добродетели, чтобы посвятить себя Богу, — ответила Мария.
— Моя невинная любимая, то, что ты повторяешь, как попугай, благочестивые фразы своей матушки, не вяжется с твоей чувственной натурой. Уверяю тебя, они не выбирают такую жизнь. Рассказать тебе, как здесь оказалась моя кузина? — спросил он, имея в виду сестру Аурелию, с которой они только что говорили.
Мария кивнула, испытывая легкое благоговение к Федериго, когда он становился серьезным, как сейчас, и задумчиво смотрел на нее своими серыми глазами.
— Аурелия — первенец в семье моего дяди. Между прочим, ее настоящее имя — Джиневра. Ей пришлось отказаться от имени — так же, как и от своей жизни. Герцогство моего дяди и остальная часть наследства принадлежит ей по закону и по праву. Но дядя хочет, чтобы все досталось старшему сыну, и, подобно всем остальным, он считает это справедливым. Так что Аурелию убрали с пути. Став монахиней, она автоматически передает все брату. — Он вздохнул. — Когда-то она была живой, хорошенькой девушкой, а теперь ее лица толком не разглядеть из-за этого нелепого вимпла. Они все похожи на каких-то уродливых ворон.
— Федериго!
— О, я скверный, скверный, скверный, — затараторил он, нежно покусывая ее шею.
— А если бы она отказалась? — спросила Мария.
— Отказалась! — воскликнул он. — Молодые дамы не говорят «нет» своим папочкам. Скажем так: ее бы строго попросили подчиниться. Я не буду утомлять тебя историями об избиениях и плохом обращении, которые в одном-двух случаях привели к фатальному исходу, — я слышал о них, когда изучал право. — Федериго изучал право, но не занимался юридической практикой, говоря, что слишком много молодых людей из его класса уже посвятили себя этому. — Именно так обстоит дело со всеми монахинями Клариссе. Спроси их сама. Они тебе скажут, что они — старшие дети из благородных семей, вынужденные потратить жизнь впустую в качестве невест Христа…
— Федериго!
— Пойдем, моя дорогая, следуй за мной, — пригласил он, вставая и беря ее за руку. — Я тебе кое-что покажу.
Они были так молоды и беззаботны, так влюблены, что хихикали, когда бежали к кладбищу монахинь, зажав нос от тошнотворного запаха. Но скоро их веселость испарилась. Лишь мельком глянув, Мария сбежала из склепа, крича от ужаса. Федериго появился пару минут спустя, и его вырвало.
А потом они утешали друг друга, впервые задумавшись о своей смертности и выражая надежду, что будут жить счастливо и умрут в один день.
Затем Федериго рассердился и пробормотал: «Им отказано в достоинстве даже после смерти». Именно тогда он решил сжечь это кладбище. А Мария со слезами умоляла его отказаться от этой идеи. «Искья принадлежит моей семье. И все узнают об этом. Ты не можешь так со мной поступить, Федериго». И он неохотно уступил.
Если бы только она позволила ему тогда поджечь это ужасное место! По возвращении в Неаполь Федериго написал Ферранте д’Авалосу в Милан, прося разрешения уничтожить «отвратительную яму, позорное присутствие которой оскверняет восхитительное место». Ответ Ферранте был резким. Он заявил, что это не касается Карафа, к тому же потребуется разрешение папы римского Пия. Тогда Федериго направил официальное прошение папе римскому. Ватикан ответил, что его высокопреосвященство не вмешивается в дела монахинь Клариссе да и вообще в дела орденов монахинь. Этот ответ вызвал у Федериго презрительный смех.
Мария встала, чтобы внимательнее взглянуть на Беатриче. Ее ноги наткнулись на что-то. Приподняв простыни, она увидела кончик алебастрового крыла. Это была Виктория, забытая там несколько дней назад. Мария достала фигурку из-под кровати и снова осмотрела. Убрав статую Богородицы, она поставила на ночной столик Викторию. Позади нее она поместила зажженную свечу, и статуэтка ожила, мерцая бледно-золотым светом.
Сильвия проснулась, всхрапнув, и Мария жестом велела ей вести себя тихо.
