Искушение богини - [9]

– Ты вела себя ужасно бестактно, – сказала она, – но не горюй. Он сердит не на тебя, а на Тутмоса. Ничего особенного он тебе сегодня вечером не скажет. Ума не приложу, что бы с ним было, если бы не ты, Хатшепсут, – печально закончила она. – Твое благополучие ему важнее всего. Бедняжка Неферу.

– Мама, я тоже устала и хочу есть. Нозме надела на меня юбку из крахмального льна, и она ужасно царапается. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?

Огромные темные глаза Хатшепсут устремились на Ахмес, и та вздохнула. «Амон, – безмолвно молилась она, вступая в свои просторные прохладные покои, где суетились рабыни, зажигая светильники, – она твое дитя. Поистине она твое воплощение. Защити ее от нее самой».

Любому одинокому рыбаку, чья тростниковая лодка покачивалась в темноте на широкой груди Нила, дворец в Фивах должен был казаться видением обетованного блаженства в стране Осириса. С наступлением ночи тысячи огней озаряли его в один миг. Казалось, будто неведомый гигант взял да и швырнул наземь пригоршню ярких, сверкающих звезд и они расселись – где по одиночке, где целыми созвездиями – вдоль высоких стен и бесчисленных мощеных дорожек этого королевства в королевстве, а торопливая река понесла их дрожащие, колеблющиеся отражения в глубину ночи.

Чего только не было в обширных царских владениях: сады и святилища, летние домики и конюшни, зернохранилища и жилища прислуги и, конечно же, сам дворец с его необъятными залами для пиров и приемов; многоколонными портиками и коридорами, вымощенными разноцветными плитками, которые складывались в изображения рыб и птиц, охотников и дичи, растений – одним словом, всего того, что превращает жизнь в удовольствие. Берегом этому морю разнообразных строений служила территория храма, украшенного строгими колоннами и гигантскими каменными изваяниями сына бога, Тутмоса: руки сложены на монолитных коленях, лица неотличимы одно от другого, неподвижные взгляды устремлены к пределам царских владений.

Сады тоже светились, рдеющие пылинки огоньков перепархивали в них с места на место – это жены и возлюбленные царя, его наложницы и придворные, чиновники и писцы прогуливались в напоенной ароматами ночи, а впереди и позади них шли, освещая им путь, обнаженные, надушенные рабы.

Царская барка, искусно вырезанная из драгоценной древесины, выложенная серебром и золотом, покачивалась на воде у подножия широкой лестницы, которая вела в просторный, вымощенный плитами двор, с трех сторон засаженный высокими деревьями. Каждая аллея устремлялась прямо в белые с золотом залы, где билось сердце Египта.

Наш рыбак не стал бы мешкать у западного берега реки. Там, параллельно дворцу, тянулся на многие мили некрополь, зажатый между рекой и крутыми мрачными утесами, сдерживавшими натиск пустыни. Огни, зажженные по ту сторону реки в домах жрецов и ремесленников, что работали на строительстве гробниц и пирамид для детей Осириса, были и тусклее, и реже, чем в городе. Ночной ветер тихо стонал в опустелых святилищах, живые запирали двери своих домов в ожидании часа, когда Ра вновь призовет их к труду в жилищах мертвых. Величественные колонны и пустые дома, усеянные остатками пищи и увядающими цветами, принесенными в дар тем, кто обитал в месте последнего упокоения, казались убогим, несовершенным отражением пульсирующего от избытка жизненных сил города, имя которому было Фивы, столице империи.

Предзакатный ветер стих, наступил неподвижный жаркий вечер, когда Хатшепсут, Нозме и несколько прислужниц вышли из детской и длинными, залитыми светом факелов коридорами, где на каждом углу стояли неподвижные стражи, отправились в обеденный зал. Чужеземных послов сегодня не ждали, но там все равно было полно гостей и придворных, доверенных чиновников и друзей царского семейства. Их болтовню и смех Хатшепсут услышала раньше, чем достигла зала и встала на пороге, ожидая, когда главный глашатай торжественно объявит ее полный титул.

– Царевна Хатшепсут Хнум-Амон.

Гости на миг смолкли, поклонились и продолжали разговаривать. Хатшепсут поискала глазами отца, но тот еще не пришел. Неферу тоже нигде не было видно. Зато там был Юсер-Амон, он сидел на полу рядом с Менхом. К ним она и направилась, петляя между рабами, которые разливали гостям вино, подкладывали подушки и подносили маленькие стульчики. По дороге она подняла оброненный кем-то цветок лотоса и стала вплетать его стебель в свой детский локон. Крепкий, пьянящий аромат тут же защекотал ей ноздри, и она восхищенно втянула в себя воздух, опускаясь рядом с мальчиками на пол.

– Приветствую вас. Что вы тут делаете?

Менх нерешительно кивнул и подмигнул Юсер-Амону. Хорошая девчонка Хатшепсут, только вот ни спрятаться от нее, ни скрыть ничего нельзя. Со времени того неудачного побега мальчишки старались держаться от нее подальше, а она объявлялась, когда ее не ждали. Уж что-что, а заскучать она не даст.

Юсер-Амон, отпрыск одного из самых древних и благородных родов империи, обращался с ней как с равной. Его отец, визирь Юга, чья власть уступала лишь власти фараона, отправился с инспекцией в порученные его заботам номы, а Юсер-Амон жил во время его отлучки во дворце. Он дурашливо поклонился Хатшепсут в пояс.