Искры под пеплом - [3]

— Отсюда не убежишь! — обреченно сказал Стародуб, когда они вошли в широко и алчно, словно звериная пасть, раскрытые ворота, по обеим сторонам которых стояли группы автоматчиков с дубинками в руках. — Так что зря ты надеялся, Миша…

Михаил молчал. Он и сам начинал бояться, что ошибся в своих предчувствиях.

В середине двора среди дыма теперь видны были поставленные на попа бочки из-под бензина, под которыми горели дрова. На столбе возле этой импровизированной кухни хрипел, словно пробовал отсыревший голос, громкоговоритель.

— Смотри, как нас шикарно встречают! Жаркое готовят! — заметил сосед Стародуба.

— Может, и правда на работы пошлют, — более серьезно добавил другой.

По радио объявили, что сейчас будет роздана каша каждому в его котелок. У кого нет котелка, подставляй головной убор или отходи, не задерживай других. На обед отведено пятнадцать минут. К котлам подходить четырьмя колоннами, строго по порядку.

Пока шло это разъяснение, измученные жаждой люди, оставшиеся без конвоиров, бросились к колодцам, которых тут было четыре, по два возле каждой конюшни.

Но у фашистов была узаконенная на всех этапах пытка — не давать пленным воды. По приказу того же громкоговорителя конвойные, закурившие в стороне, бросились отгонять пленных от колодца. Обозленные на них за то, что им не дали отдохнуть, немцы орудовали прикладами направо и налево, словно в жестоком бою. Десятками люди валились замертво, но давка вокруг колодцев все возрастала: люди не пили целый день.

Поднялась стрельба, свист, обрывистая немецкая брань.

— Наше время! — как команду, бросил Михаил и потянул Стародуба за угол конюшни, где не было ни своих, ни немцев. — Сейчас или никогда!

Стародуб с опаской посмотрел на вышки с пулеметами, направленными на лагерь.

— Сергей Петрович, крепче держитесь за меня! Скорее! — нетерпеливо шептал Михаил. — С вышек смотрят не на нас. Они любуются тем, что происходит возле котлов и у колодцев. Видите, как хохочут эти сытые морды!

Стародуб пристальнее посмотрел на одну и другую вышки и понял, что Михаил прав. Пулеметчики сидели, свесив ноги, и, приставив к глазам бинокли, словно в цирке, смотрели на середину двора.

За углом конюшни Михаил посадил Стародуба к стенке и, схватив какую-то палку, подлез к забору из толстых досок высотой в полтора человеческих роста. Прильнув к черной земле, заросшей бурьяном, он начал подкапываться под забор. Стародуб не вытерпел безделья, подполз и стал руками выгребать из норы землю, которая, на счастье, оказалась мягкой, обильно унавоженной.

Сзади не смолкали крики, свист, рев, стрельба. Там страдания, муки, там смерть. А здесь надежда, здесь путь к свободе.

Руки работали все быстрей и ловчей. А спина и затылок леденели от ужаса. Хотелось оглянуться. Некогда: каждый взмах руки приближал свободу.

Еще немного! Еще!

Но по ком это жарят пулеметы?! Может, заметили подкоп?

Беглецы еще ниже припадают к земле, маскируясь в бурьяне, и роют, роют, роют!

— Товарищ командир, попробуйте! — вылезая из норы, весь мокрый от пота, сказал Михаил. — Если вы пролезете, то и я…

Стародуб полез в нору, толкнул головой в тонкий слой дерна и вдруг в глаза ему ударило солнце. Яркое, вечернее солнце. Такое яркое, какого он никогда не видывал ни до, ни после того дня. Да никогда оно больше и не покажется ему таким, потому что это было первое солнце свободы!

Михаил проскочил следом легко и свободно. Подхватив командира под руку, он повел его вдоль ограды.

— Правильно делаешь, что сразу не берешь в сторону! — одобрил Стародуб. — Раз не стреляют, значит еще не заметили. А после заметят, пусть, сволочи, думают, что мы местные жители и просто идем куда нам надо. Давай, однако, помаленьку отдаляться от этого лагеря ужасов.

Укрыться здесь было абсолютно негде. За оградой простиралось огромное поле, поросшее чахлой травой. Ни кустарника, ни деревца. Здесь даже ползком не скроешься. Уж лучше идти прямо, надеясь на всемогущее русское авось.

В полукилометре от лагеря проходила высокая железнодорожная насыпь. Впереди и справа белели дома городской окраины. В кювете между крайним домом и железной дорогой мужик в старой, потерявшей цвет шляпе пас корову, держа ее за налыгач. Михаил обратился было к нему с вопросом, есть ли немцы за железной дорогой и далеко ли до леса. Но мужик, вероятно видевший их побег с самого начала, отвернулся и быстро потащил свою коровенку прочь.

— Боится стать свидетелем, — заметил Стародуб с горечью.

Беглецы спустились в кювет и решили идти по нему, пока будет возможно. И вдруг на железной дороге оба сразу увидели девушку в белом платьице. В первое мгновение они даже растерялись: она появилась неожиданно, словно парус, выскочивший из-за острова.

— Ребятки, ребятки, мне вас жалко, — заговорила незнакомка с акцентом. — Вас все равно спумают…

— Нет, девушка, теперь не поймают! — горячо ответил Михаил и молитвенно приложил руки к груди. — Только вы нас не выдавайте!

— Что ви! Что ви! — как от пощечины, отшатнулась девушка. — Я полька, но училась с русскими девчьёнками, даже хотела стать комсомолкой, да не хватило одного месяца.

— Скажите, пожалуйста, а немцев на той стороне дороги нету? — спросил Стародуб.