Искра в ночи - [18]

– Прости, малявка, – прошептал он, хотя в этом не было никакого смысла, потому что он поцеловал меня снова.

Он чуть отстранился, не сводя с меня глаз. Я смотрела куда угодно, только не на него, но чувствовала на себе его пристальный взгляд. Так мы и стояли, почти вплотную друг к другу, пока снаружи, со стороны дома не донесся звук, похожий то ли на кашель, то ли на судорожный шумный вдох. Эллис вскинул голову, прислушался и прошептал:

– Надо идти.

Он взял меня за руку и вывел под дождь. В доме зажегся свет, и на крыльцо вышли мама и Бизи. Бизи тут же спустилась во двор и принялась бегать кругами и прыгать от радости под тугими струями дождя. Мама подбежала ко мне и обняла за шею. Ее глаза сияли, она вся как будто помолодела – я в жизни не видела маму такой счастливой.

– Дождь! – прошептала она.

Вскоре ливень затих, осталась лишь мелкая морось. Мы подставляли руки под почти невидимые капли, не желая верить, что все закончилось, но дождь и вправду прошел.

И все-таки мы улыбались, хотя меня и трясло после всего, что случилось.

– Видите? – сказала мама. – Надо не терять веру. Все будет хорошо.

Мы подождали еще немного – не пойдет ли дождь снова, – потом нехотя побрели спать. Мы с мамой и Бизи – в дом, Эллис – в амбар. Я не сумела заставить себя оглянуться.

Я только что проснулась. На небе – ни облачка. Вчера, когда я ложилась спать, у меня в голове крутились три мысли, долго не дававшие мне уснуть.

Почему он так сделал?

Не жалеет ли он о сделанном?

Повторится ли это снова?

30 июня 1934 года

Утром я спустилась вниз и услышала, как во дворе кто-то кричит. Даже не кричит, а пронзительно воет. Сначала я подумала, что это какой-то зверь.

В замешательстве я выбежала из дома и увидела Бизи. Она в ужасе смотрела себе под ноги, а рядом с ней на коленях стояла мама.

И только потом я увидела Шкипера. Он лежал мертвым в грязи.

Мама делала что-то странное и непонятное. Склонившись над Шкипером, она приставила нож к его груди.

– Мама, не надо! Не надо! – умоляла Бизи, но мама не обращала внимания на ее крики. Меня поразило мамино лицо: суровое и печальное, полное мрачной решимости.

Я подошла к Бизи и закрыла ей глаза ладонями. Потому что я все поняла. Я поняла, почему надо так поступить с нашим любимым Шкипером, как бы это ни было страшно и больно.

Нам надо знать наверняка, от чего он умер.

Но, конечно, мы знали и так. Знали еще до того, как мама вспорола грудь Шкипера, и из разреза потекла не кровь, а какая-то темная жижа.

Его легкие были забиты пылью.

Все это время он медленно задыхался.

Из сарая выбежал Эллис и застыл, словно в трансе. Бизи вырвалась у меня из рук и помчалась к пруду – прямо к Галапагосе, которая наблюдала за нами, вытянув шею. Бизи принялась кидать в нее камни.

– Лучше бы ты умерла! – закричала она. – Ты, а не он!

Галапагоса зашипела и спрятала голову в панцирь. Я подхватила Бизи на руки и унесла в дом. Всю дорогу она брыкалась, кричала и кашляла.

2 июля 1934 года

Шкипер умер позавчера. Уже третий день в доме царят печаль и уныние. Бизи почти не выходит из своей комнаты и одевается во все черное. Ее бледное, убитое горем личико прячется под полами маминой черной шляпы, в которой та ходит в церковь. Не то чтобы мы все не скорбим по Шкиперу, просто нам больно смотреть, как по нему скорбит Бизи.

Все эти дни я только и думаю, что о «Шурум-буруме». Пытаюсь смириться с мыслью, пришедшей мне в голову в тот момент, когда я увидела мертвого Шкипера и поняла, что мне теперь надо сделать.

Случай остаться наедине с Эллисом выдался только сегодня утром. Мне хотелось побыть одной, я нашла тихое местечко в сарайчике, чтобы укрыться от всех и спокойно подумать. Но Эллис, наверное, видел, как я туда заходила, и увязался за мной.

Я даже не обернулась, когда он вошел.

Он сел рядом со мной и зажал руки между коленями.

Несмотря на то что между нами произошло, я не испытывала неловкости в его присутствии. Наверное, потому, что Эллис всегда умел слушать мое молчание. С самого детства. Он был единственным человеком в моем окружении, рядом с которым можно просто молчать и не бояться, что это его как-то заденет. Но я все-таки заговорила. Потому что мне нужно было спросить.

– Думаешь, в легких у Бизи такой же ужас?

– Конечно, нет. – Он покачал головой.

Я вгляделась в его лицо. Я знала, что это ложь. И он знал, что я знаю. Он долго молчал, потом посмотрел на меня и быстро отвел взгляд.

– Зря я так сделал. Когда тебя поцеловал, – сказал он. – Наверное, это из-за дождя. Я был сам не свой.

Я кивнула притворно небрежно.

– Я знаю. Я тоже была сама не своя.

– Ты мне как сестра.

– Я знаю. А ты мне как брат, – солгала я.

Мне не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым. И не хотелось чувствовать себя дурой.

Он пристально смотрел на меня, словно пытался прочесть мои мысли. Потом встал на колени, собираясь подняться и, наверное, уйти. Я отвернулась, чтобы он не увидел мои глаза и не понял, как сильно меня задели его слова.

– Я поклялся себе, что все-таки наберусь смелости и скажу тебе правду.

– Да. – Я кивнула, внутренне сжавшись.

Эллис помедлил, почти поднялся на ноги, но сел на место. А потом он опять сделал странную вещь, которая никак не укладывалась у меня в голове. Он положил руки мне на бедра – как-то совсем не по-братски, – наклонился ко мне, посмотрел неуверенно, но с надеждой, и снова поцеловал прямо в губы. Я замерла, не зная, что делать. А потом он сказал… Даже теперь, когда я вспоминаю об этом, кровь стучит у меня в висках, и сердце колотится как сумасшедшее.