Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек - [123]

– Что за ненастная ночь! – сказал тихим голосом монах. – Каково-то тем теперь, у кого нет ни избы, чтобы защититься от непогоды, ни куска хлеба, чтобы утолить свой голод; каково-то тем беднякам, которым некуда головы своей приклонить, и они, измученные долгой ходьбой и пронизанные до костей дождем, дожидаются где-нибудь в лесу под сосной рассвета и окончания бури; что-то с ними, бедными, теперь?

– Да, беда! Истинное несчастье быть теперь в лесу, – пробормотала старушка, решаясь прямо взглянуть на монаха. – Что было бы с бедными людьми в такую ненастную ночь, если бы добрые люди не помогали им?

– Да, плохо тому, кто останется теперь в лесу бесприютный! – сказал он, и его глаза заблестели так добро, и голос стал еще мягче и нежнее. – Знаешь ли ты: к нам в монастырь пришли такие несчастные; помоги им, дай одеяло или хотя бы платок: они за тебя будут Богу молиться, чтобы Он и тебя не оставил в несчастии. Постарайся и ты им помочь.

– Да благословит вас Господь за доброе намерение! – сказала с жаром старушка.

– Господь Бог всегда награждает и благословляет людей великодушных! – отвечал монах. – Вспомни Священное Писание, и ты там найдешь множество примеров; помнишь, что там говорится: кто пожалеет бедного, приютит его и обласкает, тому за всё это воздастся сторицей!

– Что за счастливцы те, которые могут делать добро своим ближним! – сказала, вздыхая, вдова. – Что это за счастье!

– Послушай, дочь моя, и ты можешь быть счастлива, как другие! Я пришел просить тебя помочь несчастным, которые в десять раз беднее тебя; помоги им чем можешь.

И он стал рассказывать, как в монастырь пришли двое несчастных. Молния ударила в их избы, разрушила и сожгла их до основания; спасти из своих вещей они не успели ничего решительно.

– К несчастью, – продолжал монах, – в наш монастырь набралось сегодня столько народу, что мы не находим свободного угла, где бы этим бедным людям можно было провести ночь, и они стоят теперь у монастырской ограды, полуобгорелые и бесприютные. Позволь, дочь моя, прийти им к тебе и провести здесь ночь; они век тебя благодарили бы за это, а к утру, может быть, многие из странников пойдут дальше, и мы возьмем их к себе в монастырь.

Вдова чуть не рассердилась от досады.

– Как? Пустить теперь! Помилосердуй, отец! – почти со слезами вскрикнула она. – Зачем же ты ко мне пришел? Разве богаче меня не найдется никого в соседней деревне? Я старая, бедная вдова и сама-то не знаю, как справиться с хозяйством… Не то что отдавать другим.

– Ну полно, будто у тебя не найдется одеяла; дай его нам, после возвратим тебе, – упрашивал ее монах. – Ведь тебе кто-то еще так недавно принес толстое шерстяное одеяло в подарок; дай его, оно, верно, лежит у тебя без дела.

«Кто бы мог сказать ему, что мне подарили новое одеяло?» Но нечего делать, надо было достать хоть что-нибудь для несчастных. Незнакомец так строго и гневно смотрел на нее: ослушаться его она боялась, сама не знала отчего. «Ну, новое-то я не отдам ему, – думала она, перебирая в своем чулане всякое тряпье. – Не могу же я отдать хорошее, теплое одеяло, чем же прикрою свои бедные старые кости? Да мне жаль и старого одеяла: оно еще не совсем плохо. Оно мне до конца жизни могло бы послужить, если я стану его беречь, а кто знает, что это за люди, эти незнакомцы, и правда ли, что они издалека пришли в монастырь. Бог знает, может быть, это какие-нибудь бродяги рассказали сказку сострадательным монахам. Пожалуй, и одеяла никогда не видали, а спят обыкновенно под простой грязной рогожей». И чем больше раздумывала вдова, тем естественнее казалось ей, что не следует отдавать даже старого одеяла Бог знает кому; эти люди, может быть, в лихорадке или в какой-нибудь заразной болезни, в тифозной горячке. И как потом жаль будет сжечь хорошее одеяло! Так думала она, глядя на старое одеяло.

«Одеяло-то недорого, но ведь мне купил его еще мой покойный муж на второй год после нашей свадьбы, и, если б что случилось с ним, я себе этого никогда бы не простила. Отдам этим беднякам свой старый платок, он еще довольно хорош, особенно для них». Так разговаривая сама с собой, она рассматривала платок свой со всех сторон. «Всё ж бы он мог служить мне, он довольно крепок и хорош для осенних дней; ну да уж отдам его монаху, может быть, он мне за это и сам чем-нибудь отплатит».

– Вот, возьми этот платок, – сказала она, подходя к монаху, – хотя он довольно изношен, но всё же может согреть иззябшее тело.

– Так это всё, что ты можешь отдать беднякам, больше у тебя нет ничего? – спрашивал ее монах.

– Да конечно, у меня больше нет ничего, отче! – отвечала она. – И верно, без этого платка у меня от простуды и в руках, и в ногах сделается ревматизм; я ведь старуха, и в мои годы дорого обходится спать без теплого платка в холодную ночь.

– А эти-то бедняки – у них никакого платка не осталось, нет такой кофты, как на тебе, которая так тепло тебя греет. У них всё сгорело; они пришли в монастырь в том, в чем заснули.

Но как ни убеждал монах, ничто не трогало сердце скупой вдовы, и она, кроме платка, ему ничего не дала. Со скорбью ушел он от нее и постучался в дверь соседки.