Искатель, 2019 № 05 - [28]

Глаза женщины потемнели, но в лице не дрогнул ни один мускул.

— Какое отношение имеет названный вами господин ко мне?

— Госпожа Корф, я служу в сыскной полиции, и мне нет надобности говорить загадками. Мне известны ваши отношения с господином Вознесенским. — Баронесса хотела что-то сказать, но Назоров предупреждающе поднял руку. — Эта тайна останется между нами. Мне лишь надо выяснить, кто мог убил» Василия Венедиктовича.

— Он убит? — Ираида Карповна не могла далее скрывать своих чувства, и глаза ее затуманились слезной дымкой.

— Да.

— Вы пришли спросить, не причастен ли к этому Павел Леопольдович?

— И это тоже.

Женщина помассировала пальцами виски.

— У меня не укладывается в голове. Как убили Василия Венедиктовича?

— Застрелили.

— Дуэль?

— У дома, в котором он снимал квартиру. Подошли на улице и застрелили.

— Убийца задержан?

— Увы, сбежал.

— Если вы думаете, что это муж, то смею вас уверить: он здесь ни при чем. Поверьте, я знаю его уже десять лет, и он бы не решился на такой подлый поступок. Он, конечно, человек чести и, хотя никогда с оружием дела не имел, вызвал бы господина Вознесенского.

Ираида Карповна говорила так искренне, что сыскной агент поддался ее обаянию.

— Господин Корф не знал о вашем… — Василий Иванович запнулся, — увлечении?

— И даже не догадывался.

— Как бы Павел Леопольдович поступил, если бы ему стало известно?

Женщина чуть улыбнулась:

— Просто бы не поверил.

— Хорошо, тогда скажите, говорил ли Василий Венедиктович когда-либо об угрозах в свой адрес?

— О нет! Вы, наверное, не знали господина Вознесенского. Он никогда бы не признался в чем-то подобном, тем более женщине, которую любил.

Тень скорби скользнула по лицу Ираиды Карповны, и на нем обозначились морщинки — годы все-таки брали свое.

— У Василия Венедиктовича есть в столице близкие приятели?

— Нет. Хотя он и был очень общительным, но близко к себе никого не допускал.

— Разрешите откланяться, не стану более докучать вам вопросами.

Сыскной агент не привык полагаться на сведения, полученные только от одного лица. Как напутствовал молодых сыщиков Путилин, всякое действие и слово должны быть подтверждены хотя бы еще одним свидетельством. На веру ничего принимать нельзя, можно ошибиться.

В судебной палате, при которой состоял присяжный поверенный Вознесенский, о нем отзывались как об уважаемом знатоке своего дела и прекрасном человеке. Да, близких друзей не было, а вот приятелей — пруд пруди. Хлебосольный хозяин, которому нравилось доставлять удовольствие другим. О даме сердца никто ничего не мог сказать, только пожимали плечами.

Последнее дело, которым он занимался, — о злоупотреблениях в Земельном банке.

— Говорите, сельский старшина Вавилов и член Петербургской городской управы Новосельцев? — старательно вспоминал один из чиновников. — С полгода тому назад Василий Венедиктович этим делом занимался; речь, по-моему, шла о земельном наделе и довольно приличной сумме денег. Господа эти выступали ответчиками и дело проиграли. Но чтобы угрожали ему? Такого от господина Вознесенского не слышал, не рассказывал он.

Позже был предъявлен документ, в коем значилось, что упомянутые господа, проигравшие свое дело, вынуждены были деньги в сумме пять тысяч триста двадцать два рубля шесть копеек и земли сколько-то десятин вернуть некоему господину Федяйкину.

Переговорил Назоров и с Федяйкиным.

— О! — улыбался пышущий довольством Егор Ефимович.. — Конечно, жаль господина Вознесенского, но — «се ля ви», как говорят лягушатники.

— Все-таки убит человек, — вставил Василий Иванович.

— Что с того? — пожал плечами Федяйкин. — Что же, я должен переживать по поводу каждой кончины?

— Но он же…

— Господи, Василий Иванович, избавьте меня от лишних слов. Вознесенский сделал свое дело, за которое получил немалые деньги, так что наши отношения этим исчерпаны. Вот если бы новая тяжба, то тогда бы я вновь обратился к Вознесенскому, но не более того.

— Ладно, пусть будет так. А лично вам угрожали Новосельцев и Вавилов?

— Господи, чего не скажешь в сердцах? Иной раз говоришь: «Убил бы тебя!» — но никто ведь это не воспринимает всерьез.

— Вы правы.

— Так что, господин сыскной агент, ищите убийцу в частной жизни присяжного поверенного, тем более что он был вдов.

— Годы…

— Бросьте вы! — Егор Ефимович хмыкнул. — Мой родитель народил меня в шестьдесят три.

Федяйкин был в чем-то прав. Но и предсмертные слова присяжного поверенного о Вавилове и Новосельцеве отбрасывать нельзя.

Сыскные мероприятия — это не ежедневное следствие по одному делу, а постоянный розыск по многим преступлениям. Вот и в этот раз к покушению на Вознесенского Василий Иванович вернулся только через три дня.

О статском советнике Корфе, председателе губернской Земской управы, все отзывались в превосходной степени: и умен, и добропорядочен, и заботлив, и, ко всему прочему, честен, чего не скажешь про всех иных чиновников. Оказалось, что именно с легкой руки Павла Леопольдовича Федяйкин ввязался в тяжбу с Вавиловым и Новосельцевым, которые, как добавляли шепотом, предлагали барону немалые деньги, чтобы тот закрыл глаза на беззаконие.

Назоров решил съездить в Парголово и на месте порасспрашивать о Вавилове. Коляску брать не стал, тем более что переоделся в крестьянское платье. Посчитал, что не следует появляться в вотчине Вавилова городским щеголем. У Казанского собора сел в двенадцатиместный дилижанс, заплатил четвертак мелкими медными монетами и через час вышел на пыльную площадь возле почтовой Парголовской станции. Первым делом зашел в трактир Егузинского, чтобы там расспросить местных о Вавилове. Охочи иной раз селяне на откровения с незнакомцами, с которыми никогда больше не встретятся.