Искатель, 2019 № 05 - [21]

Второй агент доложил:

— Дмитрий Львович Хлестаков, православный, дворянин, проживает в третьем этаже дома господина Семенова, что на Коломенской улице. В час дня вышел излома, прогулялся до Невского проспекта, где отобедал в новой ресторации господина Палкина, в половине четвертого воротился назад. Переоделся и к десяти часам уехал в купеческий клуб. Нам туда входа нет, поэтому мой сменщик ждет его на улице.

— Хорошо, свободны. Позовите Жукова. Не прошло и минуты, как явился Михаил.

— Иван Дмитрич!

— Так, — поднял глаза на помощника Путилин. — Завтра поставь за нашими птицами по два агента, боюсь, один не уследит. Отправь сейчас в купеческий клуб еще одного. Наш Хлестаков — хитрец, обведет вокруг пальца.

— Понял.

Назавтра стало известно, что Дмитрий Львович только под утро вышел из купеческого клуба, взял пролетку и укатил домой на Коломенскую. Задернул плотные шторы на окнах и, видимо, лег спать. В полдень Дмитрия Львовича разбудил привратник, и он снова, неспешным прогулочным шагом отправился на Невский. Но вечером пошел не в Английский клуб. Агенты напрасно ожидали его у купеческого.

Дни Дмитрия Львовича Хлестакова протекали однообразно, менялись только места, которые он посещал вечерами. Сергей же Иванович не показывался ни на улице, ни даже в окнах. Весь день провел дома. Возникла мысль, что, набрав слишком много вина, он загулял в одиночестве, либо произошло что-то нехорошее. Не он ли искомый злоумышленник? Обманул агентов и скрылся.

Под вечер сам Иван Дмитриевич прибыл на Моховую, послал с поручением привратника к господину Хлестакову, но тот вернулся ни с чем. Путилину было не привыкать получать взыскания, поэтому он приказал вскрыть дверь в присутствии понятых — привратника и дворника. Оказалось, не напрасно. Хозяин квартиры висел на крюке. Глаза закрыты, почерневший язык торчит из раскрытого рта. На столе лежит лист бумаги, исписанный размашистым почерком.

Прибывший доктор осмотрел труп и сообщил:

— Судя по полосе на шее и отсутствию следов борьбы, покойный покончил с собой.

— Добавить нечего? — уточнил Путилин.

Доктор снял пенсне и стал протирать мягкой тряпицей.

— Иван Дмитриевич, везите в анатомический. У вас какие-то сомнения?

— Сомнений-то, откровенно говоря, нет, но вы, голубчик, посмотрите повнимательней. Не дает мне покоя одна мыслишка. Можно ли проверить, пользовался наш висельник гримом или нет?

— Попробую. Завтра с утра отчет будет у вас.

Доктор приподнял шляпу и удалился.

Иван Дмитриевич взял записку со стола, оглядел со всех сторон и прочитал: «Я устал от преступной жизни, меня повсюду преследует кровь, пролитая моими руками. Я сам вынес себе приговор».

При обыске в гардеробной был обнаружен большой деревянный сундук, а в нем потертый кожаный баул, неумело прикрытый старыми вещами. Его чрево содержало набор париков на всякий вкус, накладные бороды и усы разных цветов, театральные краски для грима, кисет с золотыми кольцами, брошами, серьгами и жемчужными нитями.

Путилин поинтересовался у агентов, следивших за квартирой:

— Что вы наблюдали необычного за время дежурства? Молодой агент приосанился:

— Ваше благородие…

— Иван Дмитриевич, — мягко поправил его начальник сыска.

— Иван Дмитриевич, я вел наблюдение с Моховой улицы. Сегодня только жильцы проходили туг.

На лице Путилина читалось изумление.

— Узнал через дворника, — затараторил агент. — Во втором этаже у госпожи Никитиной служит молодая горничная, так по интересу к ней я получил сведения обо всех жильцах и слугах. Сегодня условились, что поздним часом приду к дворнику с гостинцем.

— Так.

— Не было никого постороннего.

— Понятно.

— Иван Дмитриевич, я нес службу с черного входа, — доложил тот, что постарше. — Привозили продукты господам со второго и четвертого этажа, это постоянный поставщик. Забрела нищенка, но ее выставил дворник.

— Когда это было?

— Без четвери пять пополудни.

— Больше никого не было?

— Нет, никого.

— Вы свободны.

— Чем занят наш второй? — обратился начальник сыска к Жукову.

— Выехал в купеческий клуб. Снимать слежку?

— Нет, — строго сказал Путилин. — Напротив — усилить.

— Но ведь преступник повесился, и все улики в наличии — баул, драгоценности!

— Я уверен, что украшения недорогие. А письмо слишком. гладко написано. Вот что. Найди бумаги, писанные рукой нашего Хлестакова, возьми его записку и с утра поезжай в окружной суд. Там организована судебно-фотографическая лаборатория. Передашь бумаги Евгению Федоровичу Буринскому, пусть попробует ответить, сходится почерк или нет? Завтра узнаем, пользовался ли он гримом. Сомнение — вещь настойчивая: требует ясности, а ее как раз к нет.

— Но второй-то под надзором, ни минуты не оставляли одного.

— Ой ли? А в клубах? Там догляда ведь не было.

— Но за входами следили наши агенты.

— Значит, щелочку нашел, он приучен пользоваться гримом.

— Вы все-таки уверены, что разыскиваемый — Дмитрий Львович?

— Больше да, чем нет.

Буринскому много времени на сличение почерков не понадобилось: сказался опыт. Положил на столе рядом несколько бумаг, в том числе и предсмертную записку, обследовал с лупой не то что каждую буковку — каждую завитушку.