Искатель, 2019 № 04 - [47]

Долянский сразу узнал его. Это был фельдшер Савельев.

Он быстро приблизился к Долянскому и, накинув ему на плечи что-то вроде длинной шубы, взял его под руку, после чего все трое быстро пошли вперед.

Сад окончился, и показался высокий забор.

— Вам придется подняться по натыканным гвоздям, — обратился Савельев к Долянскому, — чувствуете ли вы себя достаточно сильным?

— Да-да, я могу! — отвечал Долянский и, заметив первый гвоздь, ступил на него.

С ловкостью кошки проделал он это упражнение и через минуту упал по ту сторону в неглубокую сухую канаву и потерял сознание.

Придя в себя, он заметил, что едет не то на телеге, не то на повозке. Справа и слева около него сидели его избавители.

Новые сообщники

Когда беглецы достигли дебаркадера станции, Долянский оправился настолько, что мог вылезти из повозки без посторонней помощи. Теперь только пришло ему на ум узнать, кто был незнакомец, так чудесно спасший его из того положения, которое казалось ему ужаснее самой смерти.

Колечкин назвался, но эта фамилия не сказала ему ровно ничего.

— Не пойдем в вокзал, — сказал Савельев, — вероятнее всего, за нами будет погоня. Надо ожидать проходного поезда вот там, да и там не совсем безопасно. На всякий случай один из нас, или я, или ты, — обратился он к Колечкину, — должен стоять на страже.

И,говоря это. все трое перешли пустынные шпалы и скрылись в довольно глубоком овраге, с двух сторон отделяющем насыпь.

Яркий месяц позволял далеко видеть, и каждый предмет бросал среди его голубого блеска длинные черные тени.

— Вы тут ждите поезда, — тихо сказал Савельев, — а я должен вернуться. Моя месть и мое искупление еще не кончены. Господин Долянский, у меня там остается графиня… Я сперва думал отложить освобождение ее на некоторое время, но теперь вижу, что это опасно… Надо возвратиться… — Я не боюсь своей гибели, мне моя жизнь мало теперь нужна, но жизнь графини необходима, чтобы отомстить нашим врагам… В Петербурге вы остановитесь в Знаменской гостинице. Если мне все удастся так, как я думаю, то я прямо с вокзала приеду туда с графиней. Но во всяком случае вы должны явиться в департамент и поторопить ревизора… ну, прощайте пока!

И, прежде чем Долянский успел возразить что-нибудь, Савельев скрылся в овраге.

В эту же минуту чугунный электрический звонок возвестил о приближении поезда.

Еще несколько минут, и трехглазый локомотив его сверкнул вдали своими яркими фонарями. Вот он стал быстро приближаться. На станции прозвонили в колокол, и беглецы наши вышли из засады, располагаясь так, чтобы возможно удобнее взобраться в ближайший вагон.

С грохотом подкатила длинная вереница вагонов и, свистя тормозами, остановилась перед платформой.

Минута — и Колечкин с Долянским очутились в вагоне третьего класса.

Еще минута, раздался третий звонок — и поезд медленно тронулся дальше.

Но оставим пока Долянского и его спутника с тем, чтобы проследить за фельдшером Савельевым.

Придя к тому месту, где стояла бричка с привязанной лошадью, он быстро вскочил в нее и полетел назад.

Лошадь бежала крупной рысью, а он все подгонял ее.

Вот опять показались башни и фронтон мрачного здания клиники. Теперь, при свете луны, очертания этого здания приняли еще более мрачный вид.

Самый свет в окнах его говорил о чем-то таинственном, дисгармонируя с окружающей тихой ночью.

— Эх! Если бы удалось! — бормотал фельдшер, продолжая понукать лошадь. — Если бы увезти сегодня и графиню, тогда месть моя была бы окончена, но этот проклятый Болотов, он сегодня ночной дежурный и с ним вместе фельдшер Крюгер. Эта немецкая шельма очень прозорлив и очень предан Кунцу, вследствие этого в женское отделение едва ли можно пробраться. Впрочем, посмотрим; что скажет Дунька. Она предана мне, как собака.

И, рассуждая так, Савельев слез с брички, привязал лошадь к ближайшему дереву и пошел по направлению к калитке, сквозь которую обычно ходили сотрудники лечебницы.

Калитка не была заперта. Это очень успокоило Савельева. Он понял, что, стало быть, не только погони, но и самой тревоги насчет исчезновения Долянского еще не было. Пройдя сад, он свернул по боковой аллее и направился к помещению кухни.

Это было совершенно отдельное каменное строение в один этаж. В одном из окон его чуть брезжил слабый огонек. Савельев подошел к окну, стукнул в стекло и стал ждать. Огонек перебежал, и вскоре около входной двери раздался легкий шум.

Тогда он тихо приблизился к ней и спросил: —Дуня, ты?

— А тут кто? — спросила толстая молодая сиделка в полосатом платье и пелеринке.

— Я, Савельев.

— А что вам?..

— В кухне никого нет?

— Никого.

— Ты дежурная, значит?

— Да.

— Постой-ка, я войду, мне надо тебе сказать два слова.

— Не пущу! — шутливо сказала сиделка, вообразив в этом посещении одну из обычных амуреток старшего фельдшера.

— Ну-ну, пусти, я по делу! — строго проговорил Савельев и переступил через порог.

— А какое такое дело? — все еще не совсем доверяя, спросила сиделка.

— Сперва потуши лампу!

— Зачем это?

Савельев молча дунул поверх стекла, и лампа погасла.

Сиделка издала слабый крик, но фельдшер, схватив ее за руку, оттащил в глубь громадной комнаты, уставленной деревянными столами плавками, на которых расставлялись обыкновенно котлы с пищей для больных.