Искатель, 2019 № 04 - [2]

В тусклые оконца глядел солнечный весенний день, один из тех дней, когда на улицах Петербурга сани шаркают по камням рядом с пролетками и когда метлы дворников, как кропильники, погружаются в большие черные лужи. Тут, на окраине столицы, в особенности было ощутимо приближение весны.

В открытую форточку влетала холодная струйка воздуха, но такая чистая, такая пахучая, что молодой подмастерье несколько раз поднимал голову и, раздувая ноздри, шумно вдыхал в себя этот приятный острый холодок. В подвале было душно, пахло овчиной, свежей кожей и жильем. Воздух был густой и мутный.

— Да не так, черт! — хриплым голосом вдруг крикнул хозяин. — Тупицу не сглаживай, а выемку больше гладь.

Юноша вздрогнул бровями и навел на старика свои острые, серые глаза странного блеска.

— У-у, арестант, — уже несколько смущенно пробормотал хозяин и отвернулся.

На несколько минут воцарилась тишина, прерываемая только шарканьем гладильников да стуком Фролки о каблук, шириною с доброе чайное блюдечко.

Помощником был Андрюшка, сын чиновника Курицына.

Тотчас же по совершении кражи (это было часов около одиннадцати светлой весенней ночи) явился он к товарищу своему, занимавшему со старухой матерью тесную квартирку в четвертом этаже большого каменного дома.

«Товарищу» было лет семнадцать, вследствие чего четырнадцатилетний Андрюшка находился под давлением его авторитета.

Мать «товарища», бедная вдова, с ридикюлем долго обхаживала все присутственные места, выхлопатывая себе пенсию за служебные доблести покойного супруга. Она только и знала, что писала десятками прошения. Плакать же входило в круг ее ежедневных непременных обязанностей.

К этому самому товарищу и направился Андрюшка.

Содержатель негласной покупки и продажи в доме, где жил Алешка, оказался его приятелем. Часы были проданы, и с вырученными деньгами решено было на всю ночь поехать на лодке.

Накатались и вернулись. От денег, вырученных за часы, осталось что-то рубля два, а к отцу Андрюшка являться больше не хотел. Ему опротивела эта жизнь, где он прозябал, а не жил.

Надо было идти куда-нибудь искать пропитания и приюта. Алешка, тотчас же по истощении кошелька товарища, круто переменился. Он отказался наотрез долее путаться с ним, говоря, что сегодня он едет к Аркадию.

— Возьми и меня! — простонал Курицын.

Алешка захохотал:

— Тебя, в таком костюме?

С камнем на сердце вышел от «товарища» Андрюшка и побрел по улицам, сам не зная, зачем и куда. Брел он долго, сворачивал из улицы в улицу, переходил мостовые и опять шел, шел без конца.

Вдруг сзади него раздался пронзительный свисток. Андрюшка вздрогнул, поднял голову и увидел два ужаса сразу. Во-первых, он увидел, что машинально забрел к дому, в котором жил его отец, старый чиновник Курицын, и во-вторых, заметил двух бегущих прямо на него городовых, одного — Матвея Ивановича, который всегда стоит перед их домом, а другого — незнакомого.

Он так был ошеломлен совокупностью этих обстоятельств, что остановился как вкопанный.

Оба блюстителя порядка схватили его под руки и повели в участок. Андрюшка там сознался во всем чистосердечно. Послали за чиновником Курицыным. Тот явился суровый, с орденом в петлице и с неуклонною волею наказать беглеца.

На вопрос, угодно ли ему взять и простить сына, он торжественно заявил, что для таких негодяев есть исправительные заведения, куда он требует препроводить его, причем присовокупил, что, согласно статье такой-то устава уголовного судопроизводства, малолетние, совершившие проступки…

Его речь прервало громкое рыдание сына.

— Простите его! — сказал пристав.

— Нет-c… прошу вас поступить с ним по всей строгости существующего закона.

После этого чиновник Курицын вышел.

Андрюшка был препровожден куда следует; там он отбыл соответствующее тяжести его поступка наказание, а именно — отсидел в исправительном доме со всяким сбродом пяток лет и приобрел все качества, делающие честь законченному подлецу.

Задерживаться в подмастерьях у сапожника не входило в его планы. Он ждал случая выдвинуться. Пока же внимание его, а отчасти и сердце было занято одной интрижкой.

Сестры

В одном доме с мастерской хозяина Андрюшки проживали две одинокие девушки-сестры. Когда-то вполне благопристойное, семейство их стало рушиться со смертью матери. Отец не смог пережить горя, вскоре запил по-черному, был выгнан со службы. Собственный домишко пришлось заложить. Старуха бабка выгадывала копейки, чтобы прокормить сирот-внучек. Ее хватило ненадолго. Едва старшая обучилась ремеслу белошвейки, бабка умерла. Отец давно не обращал на дочерей никакого внимания. Наконец и он умер. Тогда старшая сестра Софья переехала в меблированную комнату и занялась поденным шитьем; младшая помогала ей.

Как и всегда почти бывает в таких случаях, Софья влюбилась в «кого-то». Этот кто-то оказался (но, увы, слишком Поздно был разгадан) негодяем, потом в качестве утешителя явился другой, но и он не оправдал доверия… и так далее…

Наташа глядела на эти превратности судьбы своей сестры и твердо решила, в своем детском, невинном сердце, не доверять «противным мужчинам», заставляющим так много страдать «бедную Соню», но… пришла пора, когда и она смягчила свое решение…