Искатель, 2019 № 03 - [68]
— Я не убивал эту сволочь?
Долгов не утверждал. Он спрашивал.
— Меня отпустят?
— Понятия не имею, — сказал Ковельски, отвечая на оба вопроса.
Он действительно этого не знал.
Станислав РОСОВЕЦКИЙ
ПОХОЖДЕНИЯ СКИФСКОГО СКЕЛЕТА
Ветхая ткань походного шатра содрогалась в такт с раскатистым храпом его хозяина.
Нагой Дустун раскинулся навзничь на ковре, служащем ему ложем. Казалось, он погрузился в сладкое беспамятство после любовной схватки с амазонкой Отрерой. Однако в самом ли деле сладок был сон могучего скифа? Ведь ни о какой любви между скифским богатырем и прославленной амазонкой речь не шла. Дустун вполне брутально осуществил права победителя в поединке, при этом амазонка сопротивлялась изо всех сил. Что касается Отреры, то она испытала только боль и отвращение. И не могла избавиться от ощущения, что опозорена. Сейчас она, лежа на вытоптанной траве рядом с ковром, собиралась с силами, чтобы встать, наскоро избавиться от следов насилия — и совершить, наконец, задуманное.
Дело в том, что в специально подстроенном ею поединке Отрере пришлось поддаться скифскому грубияну, чтобы оказаться с ним, беззащитным, наедине. Правда, существовала возможность, что Дустун предпочтет сразу же обезглавить ее, сбитую с коня своего Сиринфа и обезоруженную, но она, точнее хитро-мудрая царица племени Филиппа, рассчитывала на дикарскую похотливость скифа — и не ошиблась. Известно было также, что свирепый Дустун не убивает брюнеток, потому что у кормилицы, заменившей ему пропавшую без вести мать, были роскошные черные волосы. Хоть задумка и принадлежала царице Филиппе, все равно именно Отрера, если останется в живых, будет вынуждена пройти через утомительные процедуры очищения за связь с мужчиной не в ежегодную заповедную неделю, но она не сетовала: ведь запрет действительно нарушен, а наказание богини грозит обрушиться не на царицу, а на нее, ослушницу.
Хватит отлеживаться, пора. Ко всему прочему, чем быстрее она решится на подвиг, тем скорее окажется на свежем воздухе — или мертвой перестанет вдыхать отвратительную сладковатую вонь, струящуюся от колчана и плаща скифа. Колчан ведь сделан из кожи, стянутой, как чулок, с десницы первого убитого им врага, а плащ сшит из вражеских скальпов. Да и от самого варвара несет изрядно: в последний раз он мылся, небось, вдень своего появления на свет, при обрядовом обливании повитухой… Нечего медлить! Закусив губу, она сумела беззвучно, не застонав, подняться на ноги.
Ночь безлунна, в шатре абсолютная темнота. Без толку всматриваться во тьму, но можно вспомнить, где и что лежало, когда еще тлел фитиль в греческой масляной лампе, похожей на утенка. Еще под тушей Дустуна амазонка выбрала себе оружие, дротик с железным, что ценно, а не бронзовым наконечником, и его удалось нащупать почти сразу, со второй попытки. И острие наточено! С дротиком в руке она наскоро присела, и ее бросило в жар, ведь в такой момент выдавливать из памяти пережитое унижение стало невозможно.
Отрера распрямила ноги, повернулась в сторону, откуда исходило смрадное тепло. Занеся дротик, она нагнулась, свободной рукой пошарила на левой стороне груди богатыря, выбирая место для удара. Пальцами коснулась соска, неизвестно зачем размещенного богами на теле мужчины, — и Дустун вдруг страстно замычал, поднял голову и, снова улегшись, на этот раз ничком, опять принялся храпеть. Она встала на колени, осторожно нащупала у скифа левую лопатку и уже обеими руками изо всех сил вонзила под нее дротик. Оставив оружие в ране, тотчас же оседлала Дустуна и зажала ему рот.
Могучий скиф мычал, пытался укусить убийцу за пальцы, но завопить не смог. Вскоре он перестал дергаться, затих. Высвободив руки, Отрера с силой выдернула дротик из поверженного насильника. Кровь хлынула, однако не так бурно, как ожидала амазонка: выяснилось, что наконечник остался в ране. Тем не менее запах свежей крови, прекрасный и волнующий, подавил собой жилую вонь шатра, а сама эта горячая благородная жидкость омыла нижнюю часть тела амазонки, избавляя от последних следов позорного соития.
Вместо бесполезного теперь дротика Отрера подхватила короткий скифский меч, лежавший справа от трупа, и побрезговала завернуться в ужасный плащ. Как была нагая, только в крови врага, она сумела покинуть лагерь скифов, не потревожив безмятежно раскинувшихся на траве воинов и столь же упившихся неразбавленным вином сторожей. И хоть больно ушибла ногу, наткнувшись посреди лагеря на пустую амфору, возблагодарила богов, внушивших царице Филиппе замысел подослать предварительно к скифам финикийского торговца с заранее оплаченным крепким хиосским вином. Вызвала тихим условным свистом из табуна любимого коня, умницу Сиринфа, и он, стреноженный, сумел добраться к ней короткими прыжками. Разрезав мечом путы, Отрера ускакала без узды, держась за гриву, и так и не узнала, была ли послана за нею погоня.
А силач Дустун умер только утром. Перед тем как поддаться наконец смерти, он заставил жреца бога Папайоса написать заклинание, чтобы положить его с собою в гроб. Этим заклинанием его старший сын должен был, возмужав, воскресить отца, чтобы Дустун смог отомстить подлой убийце. В случае ранней смерти старшего сына предусмотрительный богатырь возлагал задачу своего оживления на трех побратимов, их старших сыновей и старших сыновей их потомков. Древнюю вражду между скифами и амазонками Дустун не желал принимать в расчет, он жаждал наказать Отреру за предательский удар в спину.
