Искатель, 2018 № 11 - [12]

— Вы не забрали его ноутбук, — сказал Розенфельд.

Магда передернула плечами.

— Мне не позволили. Нет формальных оснований. Я смогу купить его на распродаже через три месяца.

— Простите, Магда, — сказал Розенфельд, вставая.

— Не уходите. Пожалуйста. Мне нужно было выговориться, правда. А вы умеете слушать. Мало кто умеет.

— Спасибо… — пробормотал он. Добавил, помолчав: — Та статья Тиллоя… О происхождении гравитации в спонтанных флуктуациях вакуума…

Магда подняла на него взгляд, посмотрела в глаза. Сказала «да».

Розенфельд кивнул.

— Я пока не понимаю деталей, — сказал он, вставая. — Я имею в виду…

— Я знаю, что вы имеете в виду. — Магда тоже поднялась. — Но вы знаете главное. Детали — потом, хорошо?

— Да.

Он вышел, не обернувшись и не попрощавшись. Будто сбежал. А может, так и было?

* * *

— Господь, — сказал Розенфельд, подняв вверх вилку и будто насаживая на нее невидимое существо, присутствующее везде, во всем и всегда, — наделил свои создания свободой выбора, и человек пользуется этой возможностью почем зря.

Сильверберг допил пиво, поставил кружку на стол подальше от размахивавшего вилкой Розенфельда и сказал, изобразив философский интерес:

— Совершенно с тобой согласен. Ты, например, должен был еще два часа назад отправить мне на почту экспертное заключение по делу Мильнера, но, имея свободу выбора, потратил полдня на бессмысленные разговоры с женщиной, которая ничего плохого не сделала ни тебе лично, ни известной нам обоим особе, ни бедняге Смиловичу.

— Откуда, — с любопытством спросил Розенфельд, — ты это знаешь?

— Что? О твоей беседе с доктором Фирман? Мне рассказал твой телефон. Точнее, его расположение на карте. Я искал тебя, чтобы напомнить о деле Мильнера, твой телефон переводил звонки в почтовый ящик, но был включен, и я отследил его местоположение, поскольку это, если ты не забыл, служебный аппарат, а местоположение каждого сотрудника полиции должно быть известно, поскольку…

— Два раза «местоположение» и «поскольку» в одной фразе — перебор, — заметил Розенфельд. — И не надо объяснять мне, как работает полицейская система распознавания, я в свое время участвовал в ее внедрении.

— Тогда могу тебе сообщить, что с половины десятого до одиннадцати — полтора часа! — твой телефон находился в кабинете доктора Фирман. Сам-то ты, конечно, мог в это время встречаться с другой женщиной…

— Стив, мне нужно было поговорить с Магдой.

— И ты, конечно, выяснил, что к смерти Смиловича она не могла иметь никакого отношения.

— Никакого, — кивнул Розенфельд. — Очень умная и серьезная женщина. Отличный специалист — могу сказать со всей ответственностью. Я не специалист в квантовой теории вакуума, но даже на меня ее работы произвели впечатление.

— И ты с ней говорил об этом, — ехидно произнес Сильверберг.

— Нет. Это она и так поняла. Но Фирман действительно сглазила Смиловича, и он от этого умер. Вот в чем проблема, понимаешь?

— Нет, — признался Сильверберг. — Две твои фразы противоречат одна другой. Что ты говорил о сглазе? Что это антинаучно, противоречит законам физики и биологии. Ты познакомился с доктором Фирман. Она колдунья?

— Конечно, нет. Но — да. Речь идет о свободе выбора.

— Нет, но да, — буркнул Сильверберг. — Ты можешь выражаться яснее?

— В понедельник, — заявил Розенфельд. — Все объясню в понедельник.

— Ты что-то раскопал? — удивился Сильверберг.

— Да, — подтвердил Розенфельд. — И нет. В том и проблема. В ситуации выбора.

— Запутал ты меня окончательно, — пожаловался старший инспектор.

— В понедельник, — твердо сказал Розенфельд, — я все объясню. Мне осталось почитать пару статей, написанных Смиловичем без соавторов.

Махнув рукой Бену, Розенфельд бросил на стол пятидолларовую купюру и кивнул Сильвербергу.

Дверь за ним закрылась с тихим скрипом, в котором Сильвербергу послышалось слово «сглаззз».

* * *

Профессор Литроу шел по коридору, не глядя по сторонам. Не то чтобы ему было все равно, что происходило вокруг, — напротив, он все замечал и при случае мог выговорить студенту зато, что тот пнул ногой мусорную корзину, стоявшую около двери в двести третью аудиторию. Сознание же профессора блуждало в мирах, которые называют высшими, но на самом деле — как считал Литроу — нет в мире ничего более материального и сущего, чем математические абстракции и физические идеи, ими выраженные.

Явление Розенфельда, вставшего на пути с видом стража, не пропускающего чужеземца в таинственный замок, заставило профессора прервать некое мысленное движение (никак не коррелировавшее с движением в физическом пространстве коридора), и Литроу, как ему самому показалось, возник перед Розенфельдом, вынырнув из подпространства.

— О! — сказал профессор. — Вижу, вы догадались.

— О! — повторил Розенфельд. — Как вы догадались, что я догадался?

Профессор окончательно вернулся в реальность физического мира. Мысль, которую он высказал не подумав, озадачила, похоже, его самого, и Литроу несколько секунд размышлял, приводя в порядок цепочку соображений, приведших к неожиданному высказыванию.

— Просто, — сказал профессор, увлекая Розенфельда к широкому, выходившему во двор, окну, — я знаю, убедился на опыте ваших прежних расследований, что вы обычно являетесь дважды: в первый. раз настырно задаете интересующие вас вопросы, а во второй приходите с готовой версией произошедшего, и она, как показывает тот же опыт, как ни странно, оказывается верной.