Искатель, 2014 № 11 - [6]

Все это пьяный Александр выслушивал, держась за дверь и раскачиваясь, как тонкая рябина на ветру. Но в конце жениного воспитательного «разноса» он собрался с силами и, заматерившись, ударил Анастасию кулаком в лицо. Бедная женщина, зажав разбитое лицо руками, упала на колени и зарыдала. Восьмилетний Вадик закрыл маму своим худеньким тельцем и закричал на отца: «Не бей маму, фашист проклятый! Уходи от нас!» Но тут же получил пинок от родного отца. Подобное избиение было не в первый раз. Вадик не заплакал, а сжался в комочек, ожидая следующего пинка. Но следующего не последовало. Александра оттолкнул одинокий сосед по квартире, пенсионер Остап Евдокимович, которого уже «достали» пьяные дебоши распоясавшегося горе-соседа. Неожиданно Баранов перестал буянить, проковылял в комнату и, не раздеваясь, рухнул на раскладушку. Через минуту раздался его громкий храп, похожий на звук работающего бульдозера. Все думали, что на этом очередное «выступление» Александра закончилось. Анастасия умыла холодной водой разбитое в кровь лицо, успокоила дрожащего сынишку, попросила у соседа прощения за мужа и поставила на газовую плиту чайник.

Попив чаю с сухариками, мать с сынишкой, крадучись, чтобы не разбудить храпящего Александра, прошли в комнату (она была единственной на троих) и легли на старую железную кровать. Обнявшись, они крепко уснули. Но самое страшное их ждало впереди.

Среди ночи Вадик проснулся от тычка в бок. Перед ним стоял отец и подавал ему знаки рукой, означавшие, чтобы он шел за ним. Вадик слез с кровати и пошел за отцом. На кухне наполовину протрезвевший отец стал требовать от сына, чтобы он сказал, где мать прячет деньги, так как ему плохо и надо опохмелиться. Вадик стал уверять отца, что у них совсем нет денег и что мама сегодня заняла на хлеб у соседа. А он, отец, не приносил домой денег уже три месяца. Александр, разозлившись, сказал, что он, Вадик, врун, заодно с матерью, и сильно ударил его ладонью по лицу. Вадику стало очень обидно, и он громко заплакал. На его плач прибежала мать и сквозь слезы выкрикнула: «Что издеваешься над ребенком, алкоголик несчастный?!» После этих слов матери, как вспоминал позже Вадик, отец совсем озверел, схватил стоявший на кухне топор и ударил мать по голове. Она упала, обливаясь кровью. На шум выскочил Остап Евдокимович и попытался схватить Александра за руку с топором. Но сил у него не хватило справиться с более молодым мужиком. Александр ударил вторично топором уже бездыханную Анастасию, а затем и кинувшегося на него соседа.

Вадик от охватившего его ужаса выскочил из квартиры, пулей слетел с восьмого этажа и выбежал на улицу. Потом, в состоянии шока, долго бежал по ночному магистральному шоссе, пока его не задержал милицейский патруль.

Прибывший на место происшествия наряд милиции увидел картину не для слабонервных — лужи крови и два трупа, изрубленные на куски. Преступника на месте преступления не оказалось. Он был арестован через неделю в Затоне среди бомжей. Он было попытался «сделать ноги» на моторной лодке, но ему помешал смыться полковник Ярцев.

Вадика определили в детский дом. С ним еще месяц работали психологи, приводя уязвимую детскую психику в порядок. Хотя им многое удалось, но Вадик стал другой, более замкнутый, с глубоко засевшей тоской в глазах. Конечно, он никогда не забудет той ужасной ночи, когда на его глазах отец зарубил родную маму. От этих воспоминаний он будет вздрагивать, и повзрослевшие глаза его будут затягиваться пеленой слез.

Но и еще одна памятная деталь занозой засела в сердце полковника Ярцева. Когда они виделись последний раз и полковник, не удержавшись, погладил мальчишку по головке, Вадик, глядя на него широко распахнутыми глазами, тихо вымолвил: «Дядя, мне бы такого папу, как вы!» Михаил Яковлевич сдержал тогда слезы большим напряжением воли. «Все у тебя будет хорошо, малыш!» — ответил он тогда Вадику. Ничего другого он ответить тогда не мог. Слишком ранима душа ребенка и неосторожным словом можно навредить. Тут надо сто раз подумать и взвесить, прежде чем сказать…

Михаил Яковлевич поймал себя на мысли, что сидит неподвижно над первым томом дела, уставившись неподвижным взглядом в одну точку на сером потолке. Он не знал, сколько так просидел, но «врубился», где он сейчас находится, после того, как его осторожно тронул за руку подошедший архивариус.

— Товарищ полковник, вам плохо?

— Нет, Захарыч, все нормально. Просто задумался.

Архивариус понимающе кивнул и, отходя, заметил:

— Здесь есть о чем задуматься, — и он указал на стеллажи с уголовными делами. — Но если все принимать близко к сердцу, то можно свихнуться.

— Да, это так, Захарыч, — кивнул Ярцев и вышел в туалет.

Умывшись холодной водой, он привел себя в порядок и вернулся к уголовному делу.

Листая страницы дела, искал протоколы допроса Баранова, в конце которых была запись — прочитано лично, с моих слов записано верно. Подпись.

Таких записей набралось с десяток только в первом томе. Во втором и искать не стал. Почерк этих записей и отдаленно не походил на почерк «визитки», оставленной на месте убийства судьи Алферова. Вздохнув, полковник прекратил бесполезное занятие.