Корноухов стоял неподвижно, крепко сжимая в руке основную кровавую улику.
Голова уже работала нормально, но он ничего не мог понять. Он все еще надеялся, что это сон или шутка.
Но перед ним стоял майор с дикими глазами и без всякого намерения шутить. В его руке заметно дрожал пистолет, направленный на Бориса Петровича.
Майор четко отдавал команды суетившемуся по комнате сержанту:
— Детали потом снимешь. Сейчас аккуратно в пакетик возьми у подозреваемого ножичек. Спокойно, я буду страховать. Теперь, гражданин убийца, вытягиваем ручки вперед.
Корноухов покорно сделал все, что велел майор.
— Сержант, наручники на него надень. Молодец! Ты здесь над деталями поработай, отпечатки сними с трупа, брюки его осмотри и всякое такое. А мы с убийцей вниз спустимся и побеседуем.
Корноухов еще никогда не чувствовал себя таким униженным, таким беспомощным. Из одежды на нем была только окровавленная рубашка и такой же грязный галстук. Ниже пояса он был голый.
Борис Петрович сидел за столом и тупо смотрел на наручники.
Майор, который с глубокомысленным видом расхаживал по комнате, напоминал Корноухову инспектора Лестрейда. Наивен, глуповат, истеричен, но верный служака. Педант и законник. Хуже не придумаешь!
Майор вдруг резко подошел к столу, сел перед Борисом Петровичем и стал сверлить его взглядом:
— Я уверен, что вы убийца. Это очевидно! Или у вас есть другая версия?
— Нет, но я не понимаю, как это произошло.
— А здесь и понимать нечего. Картина преступления как на ладони. Вы пришли в гости, так?
— Так.
— Потом вам захотелось яркой любви, так?
— Так, она сама мне намекала.
— Это детский лепет, гражданин. Женщина уже одним своим видом намекает на это. Я прав?
— В некотором смысле вы, конечно, правы.
— Далее. Вы настаивали на близости, а она не отдавалась. Тогда вы взяли нож и стали угрожать, так?
— Она первая взяла нож.
— Это детали. Вы не в песочнице, чтоб выяснять, кто первый начал. Нож-то оказался у вас в руке, так?
— Да, так.
— Затем вы убили ее. И после этого изнасиловали. Так или наоборот?
— Я не помню, как это было.
— Это не оправдание. Улики-то у нас налицо. А при такой картине преступления вам «вышка» светит. Однозначно! Хорошо, что мы успели, пока вы улики не уничтожили. Хозяйка нас предупредила.
— Кто?
— Хозяйка дачи, некто Елагина. Приходит она, понимаешь, к себе, а тут такая картинка маслом.
— Елагина моя знакомая. Я как раз ехал к ней!
— Нехорошо у нас получается, — покачал головой майор и иронически улыбнулся. — Ехали вы в гости к одной, а убили другую. Это вы скажете на суде в качестве своего оправдания. Мод, ошибочка получилась, не ту я убил. «Хотел слопать кока, а съел Кука».
— Что мне может помочь, гражданин майор? — Корноухов машинально вспомнил, что в старых фильмах в такой ситуации следователя надо называли «гражданин».
— А помочь вам может только раскаяние и чистосердечное признание. Пока я не начал официальный протокол писать, на-пишите-ка вы мне явку с повинной. Мол, я, такой-то, сознаюсь, что убил гражданку при таких-то обстоятельствах. Кстати, вы кем до этого работали?
— Там в кейсе документы.
Корноухову показалось, что майора ни капельки не испугало его служебное удостоверение, а даже обрадовало:
— Вот так номер. Ожидается процесс века? Я так понимаю, уважаемый Борис Петрович, что эту должность вы занимали до сегодняшнего вечера. Здесь вам не мелочевка какая-нибудь. Тут у нас убийство при очень отягчающих обстоятельствах. И с особой жестокостью. А закон у нас един для всех. Писать признание будете?
— Буду.
— Вот и отлично. Я пока с Елагиной побеседую — она здесь в машине дожидается. Сержант, — неожиданно звонко крикнул вдруг майор. — Сержант, ты постереги подозреваемого, пока он признание пишет. Сними наручники, но на мушке его держи.
Майор вернулся через полчаса, когда Корноухое завершил повесть своего преступления. В конце были фразы об искреннем раскаянии.
Он не стал писать, что потерял сознание. Это получалось очень неубедительно. Борис написал: «Потерял контроль над собой в результате резкого душевного волнения и эмоционального возбуждения».
Красиво и похоже на правду.
Майор внимательно прочитал бумаги.
— Честно описали. Вижу, что вы осознали свой проступок. Я тут с Елагиной поговорил. Не хочет она, понимаешь, огласки. Предлагает мне замять дело.
— Не понял? — Борис Петрович попытался сосредоточиться. Он почувствовал, что сейчас майор скажет что-то важное. — Я тоже хотел бы все замять.
— С вами все понятно. Это диалектика! Верхи хотят, а низы не могут. У низов обнищание ниже плинтуса.
— Вы хотите взятку? Вам нужны деньги?
— Деньги — это бумажки. Елагина готова взять на себя большой риск и немалые затраты. Но ей нужно ваше согласие, ваши гарантии и ваша благодарность.
— Я согласен. Я на все согласен, чтоб замять этот эпизод. — Голос Корноухова прозвучал довольно бодро и даже радостно.
— Ну, тогда пишите дальше. Вот здесь. Хорошо, что вы дату и подпись не поставили. Диктую: «После совершенного мною зверского убийства я уничтожил все улики, выбросил нож в колодец, а труп завернул в желтое покрывало, вынес в сад и закопал под старой вишней около сарая».