Искатель, 2009 № 06 - [12]

Верка налила полный стакан водки и, расплескивая, выпила до половины. «Чтоб тебе, доченька, этот день лихом откликнулся», — вслух пожелала она дочери и икнула. Тут Верке показалось, что лежавший на блюде поросенок открыл один глаз и хитро подмигнул ей.

«Свят, свят, свят! — пробормотала женщина, протирая глаза. — Что это за чертовщина?» Она еще раз икнула и пристально уставилась на блюдо.

Поросенок лежал как ни в чем не бывало, закрыв глаза, с яблоком во рту. «Померещится же такое», — подумала она и, допив водку, взяла нож и вилку, намереваясь его разрезать. Но не успела Верка занести нож, как поросенок вдруг широко открыл глаза и улыбнулся. Яблоко мешало, и он резко выплюнул его, попав ей прямо в глаз. Завопив от боли и неожиданности, та стала судорожно соскребать печеное месиво с лица. Между тем поросенок, пошатываясь, встал на ножки, внезапно бросился на Верку и, изловчившись, укусил ее за большой палец. Показалась кровь. Женщина уже не вопила, а выла дурным голосом. Гадкое животное, не обращая больше никакого внимания на пострадавшую, спрыгнуло со стола и, теряя гречневую кашу из живота, не торопясь скрылось под кроватью.

Верка замолчала и сразу успокоилась. «Вот и допилась, — подумала она равнодушно. — Уже глюки мерещатся. Кажется, пора завязывать. — Она посмотрела на ополовиненную бутылку водки. — Разве что на посошок, чтоб спалось лучше». Налив полстакана, залпом выпила жидкость и, роняя по пути стулья, пошла на кухню, чтобы вымыть лицо и остановить кровь, сочащуюся из пальца.

В коридоре Верке стало не по себе. Что-то здесь было не так. Огляделась, и хмель мгновенно выветрился из ее головы. Коридор был весь черный и залит неестественным зеленоватым светом. Откуда-то четко доносились звуки духового оркестра, исполняющего траурную мелодию. Не чувствуя ног, повинуясь непреодолимому, она поплелась на кухню. Открыла кран, вымыла лицо, и тут раздался тихий скрежет. Верка, едва живая от охватившего ее ужаса, повернулась на звук. Металлическая дверь, ведущая на черную лестницу, казалось, мерно подрагивала. Затем, с треском раздираемого металла, резко распахнулась. Провал за дверью был чернее ночи. Парализованная, Верка, вытаращив глаза, увидела, как в проеме появилась чья-то фигура в белом. На руках она держала сверток, обвязанный шпагатом с порванной петлей. Из вороха белья чуть выглядывало синюшное лицо новорожденного младенца. Фигура проплыла, не касаясь пола, через порог, и Верка, содрогнувшись, тут же узнала ее. «Анастасия Ильинична», — только и смогла прошептать она побелевшими губами. Затем упала на колени и умоляюще забормотала: «Пощадите меня, смилуйтесь, Христа ради!»

Та, не обращая на Верку никакого внимания, медленно, проплыла мимо. Где-то закуковала полуночная кукушка. Верка подняла голову. Видение исчезло, а дверь на «черную» лестницу была закрыта. «Привиделось», — прошептала она.

Верку начал сотрясать нервный озноб. Стуча зубами, она поднялась с колен и стала жадно пить воду прямо из крана. Вновь услышала тихий скрип двери уже в коридоре, затравленно обернулась и успела заметить лишь часть белой одежды, скрывшейся в ванной комнате. Верка поплелась туда, секунду раздумывала, затем осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Пусто. Большая ванна была почти до краев заполнена горячей водой, над которой струился пар. Трясясь от озноба, она безумными глазами посмотрела на воду. «Замерзла, замерзла, надо согреться. Что же это со мной делается? Скорее в воду, в воду».

Она разделась, положила в ногах для упора широкую доску и залезла в ванну.

«Вот сейчас хорошо, — с умилением прошептала женщина. — А теперь спать, спать».

Она уснула. Упорная доска стала медленно сдвигаться к концу ванны. Голова Верки скользнула с края в воду. Уже под водой она проснулась от попавшей в легкие воды, попыталась глубоко вдохнуть воздух, но захлебнулась еще больше. Верка стала судорожно биться под водой, но обессиленные руки только скребли эмаль ванны. Последним отчаянным усилием ей удалось на мгновение поднять лицо из воды, но тело уже не слушалось; она опять скрылась под водой и осталась там, неподвижная, с открытым ртом и выкатившимися, полными ужаса глазами.

Татьяна

Сегодняшний день, как и напророчила мать, у Татьяны явно не задался. Сначала эта ссора с матерью, и, самое главное, ее новый ухажер Виталик так и не пришел в назначенное место. Татьяна от расстройства зашла в первую попавшуюся забегаловку и там крепко выпила на халяву с местными забулдыгами.

Придя поздно вечером домой, она увидела накрытый матерью стол, початую бутылку водки и разбросанную по столу и на полу гречневую кашу. Неужто одна целого порося сожрала? «Мать, а мать!» — позвала она. Затем вышла в коридор, заглянула в ванную, туалет, на кухню. Верки нигде не было. «Так куда же ее черти дели? Наверное, со скуки к какому-нибудь кобелю подалась, а чтобы не выгнал, порося прихватила», — решила Татьяна. Вернувшись в комнату, она завалилась, не раздеваясь, на постель.

Во сне ей виделась всякая чертовщина. То брат Витёк, висящий в петле с перерезанным горлом; то мать, глядящая на нее из-под воды мертвыми глазами; то она сама, распростертая на асфальте. Татьяна с криком проснулась, встала, зажгла свет и пошла к зеркалу. Вгляделась в свое опухшее, с размазанной краской лицо.