Искатель, 2009 № 03 - [21]

— А ведомо ли вам, мои друзья, откуда взялся этот несуразный обычай размещать кабаки рядом с казармами и крепостными башнями?

— Нет, о достойный поклонник Диониса! — отвечал ему Григорий Камулиан. — Так что не медли и поспеши рассеять мрак нашего невежества.

— Знайте же, что, если верить старику Филарху (а я ему верю, хоть он и жил во времена незапамятные), византийцы издревле были сластолюбивы и пьяницы, они жили по корчмам, а свои собственные жилища совокупно с женами отдавали в наем инородцам…

— Постой, постой! — не удержался и прервал его Мономах. — Как это — «совокупно с женами»? Не хочешь ли ты сказать, распутник, что они и жен своих отдавали в наем?

— Признаюсь, это место в трудах почтенного ученого несколько темно для понимания… Но продолжу: характера они были самого невоинственного, им и во сне не хотелось слышать звук боевых труб. Так вот, в его, Филарха, шестой книге я прочел, что в свое время, когда один из сирийских Антиохов осаждал Византий, сплошь обложив его с суши многочисленным войском, то по нехватке наемников пришлось и жителей обязать защищать собственный город. Однако разгульным гражданам Византия утомительная сторожевая служба на стенах была вовсе не по нутру, и, следуя старой привычке, они то и дело убегали в питейные заведения. Вот по этой-то причине стратигу их Леониду поневоле пришлось открыть шинки тут же, за амбразурами, лишь бы стены не обнажились окончательно!

Николай Воила, как человек военный, поинтересовался, удалось ли отстоять тогда город, и, узнав от Трифиллия, что удалось, поспешил признать меры Леонида безусловно полезными и достойными всяческих похвал.

Беседуя таким образом, мы добрались до крепостных ворот Полация, впритык к которым действительно стояла какая-то харчевня. Выстроена она была в два этажа, частью — из камня, частью — из обожженного кирпича, покрытого снаружи штукатуркой, и несколько крикливо расписана по фасаду замысловатыми узорами, изображениями смеющихся упитанных эротов, пляшущих козлоногих сатиров и тяжеловесных нимф с фигурами ипподромных кулачных бойцов. На вывеске перед входом призывно сияли золотой краской кувшин и телец.

Верхний этаж служил, вероятно, жильем хозяину и его семейству, а внизу находилась сама харчевня. Когда я зашел вслед за друзьями в помещение, обоняние мое было приятно поражено отсутствием обычных для подобных заведений запахов прокисшего вина и прогорклого масла. Конечно, оно не благоухало амброй и киннамоном, однако ароматы подрумянивающегося на вертеле над большим очагом барашка, свежевыпеченного хлеба и козьего сыра не менее приятно щекотали мне ноздри.

Посреди харчевни стояли расположенные буквой «тау» два длинных стола из толстых и отлично выскобленных дубовых досок; рядом со столами, несмотря на теплую погоду и пылающий в дальнем углу очаг, курилась жаровня. Посетителей было немного: всего три человека сидели перед большим блюдом с кусками дымящегося мяса, что-то прихлебывали из глиняных чаш и жевали ячменные лепешки, макая их в острый соус. Обслуживала их молодая рабыня, по внешнему виду — явная склавинка из Фессалии, одетая в чистую льняную тунику.

Как только мы уселись, к нам подошел и сам хозяин, Домн-Иллириец, крепкий человек с черными волосами, темными глазами и такой густой и обильной бородой, что казалось, будто она растет у него от самых бровей. Приняв заказ и выслушав подробные объяснения Петра Трифиллия относительно цели нашего прихода, он ухмыльнулся и сообщил, что в его заведении имеется целых пять сортов фасосского вина, которые нам все придется последовательно испробовать.

Уже через мгновение рабыня ставила перед нами первый кувшин и блюдо с нарезанным небольшими ломтиками ароматным пафлагонским сыром, которому копчение над дымом придало особенную остроту и твердость. Пока мы смаковали вино, Арсафий Мономах с некоторой тревогой всматривался в наши лица, а затем, не дожидаясь каких-либо оценок напитка, заговорил, обращаясь к трактирщику Домну:

— А приходилось ли тебе, любезный, пробовать то вино, что по великим праздникам можно отведать в дворцовых палатах Магнавра?

Узнав, что Домн никогда не бывал при дворе и ему не случалось даже проникать за стены Большого императорского дворца, Арсафий продолжил:

— В таком случае, тебе небезынтересно будет услышать мой рассказ. Перед Магнаврой имеется небольшая площадь, на севере примыкающая к одному из внутренних дворов Великой церкви. В самом центре этой площади находится глубокая мраморная чаша диаметром десять локтей, напоминающая по виду фиалу или нимфей, но вознесенный на вершину порфирной колонны высотой в четыре локтя. Над сей чашей сооружен свинцовый купол, а поверх него — еще один, но уже серебряный, и эти купола поддерживаются двенадцатью витыми колоннами из лучшей коринфской бронзы. Капители каждой из тех колонн увенчаны сотворенными с неведомым в наши дни искусством изваяниями тварей земных и небесных: одну украшает золоченая статуя льва, другую — быка, третью — сокола, четвертую — волчицы; есть среди них слон и павлин, и даже ангел Божий с распростертыми крылами. К этому вознесенному на колонну нимфею, а точнее — к каждому из его изваяний, подведена вода из расположенной на той же площади закрытой цистерны-базилики, наподобие той, что стоит в Халкопратии, но, конечно, меньшего размера. В дни же больших торжеств цистерну эту наполняют не водой, но вином и белым медом. А чтобы наполнить ее, нужно не менее десяти тысяч амфор вина и тысячи амфор меда! Вино это благоуханными струями истекает из пастей, клювов и иных естественных отверстий всех тех тварей, до краев наполняет мраморный нимфей, из него скрытыми путями возвращается обратно в цистерну и так кругообразно циркулирует, пока не бывает полностью выпито гостями и служителями дворца. Мне доподлинно неизвестен драгоценный рецепт изготовления сего вина, знаю лишь, что при этом используют самый лучший сорт винограда — дымчатый мерсит. Это тот самый сорт, из которого в Вифинии делается знаменитое дендрогаленое вино, в других местах (например, в Пафлагонской Тии и в Гераклее на Понте) называемое тиарин. Гвоздика, корица, смирна и душистый нард также явно в нем присутствуют. Но верь мне: никогда в жизни ты не пробовал напитка более совершенного! Отведав его однажды, все прочие вина ты станешь почитать пресными. По вкусу подобен он божественному нектару олимпийцев, ибо также может сделать человека бессмертным! Душа стремится покинуть бренное тело и воистину растворяется в Божестве от одного лишь глотка сей густой и ароматной субстанции! Мне самому довелось пить его лишь однажды: в тот самый день, когда богохранимый наш автократор вручал мне золотой хрисовул на сан апоэдарха, совокупно с приличествующим сему званию шелковым скарамангием, и этот день хранится в моей памяти подобно бесценному зерну жемчуга!