Искатель, 1988 № 06 - [37]

— И все-таки, не скажете ли вы мне что-либо ободряющее?

— Да вы не беспокойтесь, — сказал Бурский. — Мы думали, муж ваш уже дома. Вообразили даже, что он сам откроет нам дверь.

— В тапочках! — улыбнулся Шатев.

— Смущает нас лишь одно обстоятельство… — Бурский осадил его взглядом. — Кандиларов вообще не появился в шахтерском санатории. Ни шестнадцатого сентября, ни к концу смены.

— Что?! — искренне изумилась женщина. — Как так — не появился! Нет, вы ошибаетесь.

— Ошибка исключена, мы проверили дважды. Вспомните, у него действительно была путевка в «Милину воду»? Ведь есть и другие санатории для шахтеров.

— Он сам показывал мне путевку. Перед отъездом. Даже заставил меня ее прочитать. И открытку прислал из санатория, на ней — корпус, где он жил, и крестиком помечена его комната — да, именно крестиком.

— Не могли бы вы показать эту открытку? — попросил Бурский.

— Сейчас поищу. Если не засунула куда-нибудь. Кандиларова удалилась и вскоре вернулась с цветной открыткой в руке.

— Вот, убедитесь сами.

Бурский взял открытку за уголок, повернул к себе лицевой стороной. Шатев склонился к его плечу.

На открытке было запечатлено некрасивое трехэтажное строение на зеленой лужайке. Справа одно из окон второго этажа помечено было черной буквой «х». На обороте — адрес Кандиларовых и короткий текст:

«Среда, 18 сентября. Любимая моя Виргиния, приветствую тебя с курорта „Милина вода“. Разместили меня хорошо, помечаю крестиком мою комнату. Вид отсюда превосходный. Никто мне не мешает.

Целую тебя. Твой Петко».

На почтовом штемпеле значилось:

«Милина вода», 17 сентября.

— Это его почерк? — спросил Бурский.

— Конечно. А вы сомневаетесь?

— После тою, как он туда не доехал…

— Повторяю, товарищ милиционер, вы ошибаетесь. Именно туда он уехал, именно там отдыхал.

Хорошо, мы еще раз проверим на месте. Но открытку вы должны отдать мне. На время, — сказал Бурский и, заметив, что она колеблется, добавил: — Пока это единственное доказательство, что ваш супруг действительно был в санатории.

— Разумеется, почему бы мне вам ее и не отдать… Тем более, что…

— Пожалуйста, договаривайте.

— Не знаю… такая мелочь… к тому же интимная… есть ли смысл?

— Для нас каждая мелочь может приобрести смысл, — поспешил заверить ее Шатев.

— Муж всегда звал меня Джина, а на открытке написано «Виргиния». Мое имя Верджиния, и он прекрасно это знает. Знает и то, что я настаиваю на правильном произношении. Почему он написал неправильно?

— Какие же из этого выводы? — спросил Бурский.

— Выводы? Никаких. Но я удивилась. Я не могу этого понять.

Вот он вернется, и вы его спросите. А сейчас, пожалуйста, дайте нам несколько его фотографий. Желательно последних. Они будут возвращены.

— Зачем понадобились его снимки? Вы думаете… что-то плохое с ним случилось?

— Плохое ли, хорошее — пока сказать трудно. Но явно что-то случилось.

— Хорошо, сейчас поищу.

Когда женщина вышла, Шатев спросил:

— Как это ты сказал? Плохое — или хорошее? Интересно, что хорошее могло с ним произойти.

Бурский улыбнулся.

— Какая-нибудь любовная авантюра, к примеру.

— Дались тебе эти авантюры! В его-то возрасте!

— Когда доживешь до этого возраста, может, и поймешь суть проблемы. А проблема…

Бурский осекся, ибо вошла Кандиларова. Она подала ему три фотографии.

Одна, любительская, запечатлела супругов Кандиларовых в саду, на двух других исчезнувший муж был снят для документов перед поездкой за границу.

— Он снимался в начале этого года. Ездил в Швейцарию по линии «Балкантуриста», — пояснила Верджиния.

Бурский спрятал фотографии в карман, снова пообещав вернуть их, и попрощался. Уже у выхода Шатев сказал хозяйке, которая нежно поглаживала свою кошечку:

Простите, еще вопрос. Вы сказали, что ваш супруг настойчиво предлагал вам взглянуть на путевку, даже ознакомиться с ее содержанием. Как вы объясните такую настойчивость? Может быть, вы выразили какое-то сомнение?

— Никакого такого сомнения я не выражала. Но, повторяю, несколько удивилась. Мне подумалось: уж не захотел ли мой муж куда-то отлучиться по делам и для отвода глаз подсовывает мне эту путевку?

— Мысль интересная, — согласился Шатев. — А может быть, измена?.. Это могло бы дать направление розыску.

— Еще чего! — Женщина бросила на него дерзкий взгляд, предельно дерзкий и откровенный. — Он старше меня на двадцать пять годков!

— Значит, измена исключена? — спросил Бурский.

— Значит, исключена! — отрезала Кандиларова.

— Счастливая вы женщина, — сказал, уже уходя. Шатев.

— Не я счастливая, а он счастливчик, — надменно усмехнулась Верджиния. — И глядите разыщите мне его!

В машине после некоторого молчания Шатев заметил:

— По-моему, Кандиларова выложила все. Но вот испуганной она мне не показалась. Даже встревоженной. И держалась с нами браво.

— Отчего же с нами? Только с тобой. Отдала должное молодецкой удали.

— Не скажи! Она явно тяготеет к более солидным мужчинам.

— Давай пока оставим в стороне любовные склонности мадам Кандиларовой, — предложил Бурский. — Для начала неплохо бы разрешить противоречие: был (согласно открытке) — не был (судя по устному рапорту старшего лейтенанта).

— Начнем диспут или сразу подбросим монетку? Если орел, то…