Искатель, 1988 № 03 - [9]

— Госпожа ждет Хранителя Чар. Ждет сейчас.

— О какой госпоже ты говоришь? — не понимая, переспросил Нарантака. — О какой?! — задохнулся он от волнения, не веря своему счастью.

— Мандодари, — спокойно сказал раб и сделал знак следовать за ним.

«Дворцовые шорохи нашептывают будущие дневные дела…» — неожиданно разволновался Тамил. Он стал прикидывать, какие возможности открывает перед ним случайно открывшаяся тайна. Возвращения безумного юноши он так и не дождался.

Ночь потекла к утру и растворила все в мареве сновидений.

Пахло торным кедром, как всегда после удара небесного огня. Канва подошел к телу сына, опустился на колени, ощупал лицо: на лбу была ранка с обожженными краями. Старик заплакал. Теплые слезы сожаления сбегали по сухой коже щек. Коченеющее тело, лежащее перед ним, было недавно его единственным сыном, его опорой и надеждой. Он родился от веселой плясуньи с острова в Срединном море. Ловким и стройным юношей ввел Канва ее в дом. Всего две луны прошло после того, как его посвятили в младшие жрецы бога Эа, бога мудрости и ремесел. Как сейчас видел Канва день, когда позвал его Великий Хранитель Чар и Магии, главный жрец бога Эа Тотх. Великий писец принимал его в рабочей библиотеке. По стенам, занятым полками из бамбука, лежали глиняные таблетки с рисунчатыми письменами. Таблетки лежали также на полу, так что ступить было некуда.

— Пробирайся осторожно ко мне, — засмеялся Тотх, — если я пойду к тебе, из бесценной сокровищницы знаний получится куча глиняных черепков.

Канва перепрыгнул через груду таблеток и оказался рядом с Великим. Тотх опять засмеялся.

— Вот так острый ум разрешает сомнения. Действием! — Главный жрец пригласил его сесть, и они опустились на циновку. — Я слышал от твоего учителя о твоих способностях, Канва. Бог Эа отметил тебя памятью и сообразительностью. Ты в долгу перед богом, — сказал Тотх и замолчал. Лицо его приняло суровое и торжественное выражение, — Служение богу мудрости должно поглощать все существо человека. Он должен забыть об искушениях. Он рыбак, вылавливающий из океана забвения осколки знаний и слагающий из них картину Вселенной. Не влечет ли тебя земное вожделение? — спросил Великий Хранитель. Канва подумал о нежном, трепетном теле юной жены, о вкусных кушаньях, которые готовили ее чудесные руки, о больших доверчивых глазах ее, но суровость тона Тотха смутила его, и он ответил — «нет».

Тотх взял из груды отдельно лежащих таблеток верхнюю и подал ее Канве.

— Это начало описания устройства летающей колесницы, которая, может, пролетать по небу большие расстояния самым непостижимым образом. Не кони и не заклятия приводят ее в движение, а несущий вихрь, заключенный в ртути. — Тотх с любопытством посмотрел в лицо юноши. Канва был поражен. — Ты будешь делать летающую колесницу, Канва. Эти таблетки я написал по памяти. Здесь то, что поведал мне мой учитель Тотх. Его тоже звали Тотхом. Это родовое имя служителей бога Эа. Замкни уста свои! — с некоторой угрозой вдруг прошептал Тотх. — Таблетки, что ты видишь здесь, — он обвел широким жестом полки, — заключают в себе бесценное знание прошлого. Написаны они на древнем священном языке, который здесь никто не понимает, кроме меня. Ему научился я от своего учители, а он — от своего. Я буду переводить тебе, а ты запомнишь и построишь летающую колесницу. Мы возродим величие прошлого! — сказал Великий и начал нараспев читать письмо, почти не глядя на рисунок.

Когда Великий закончил чтение, был полдень. Он вытер со лба пот и слегка осипшим голосом спросил Канву:

— Все ли ты запомнил и понял?

— Да, Великий. Но позволь спросить тебя, все ли здесь, что следует знать? — задумчиво спросил юноша.

— Ты прав, Канва. Здесь только дух полета, но воплотить его должны мы. Каждое поколение приносит в улей человечества свою каплю меда. Если ты пройдешь испытание ума и верности, я посвящу тебя в высшее знание, — ответил Тотх и после непродолжительного молчания жестко заключил: — За разглашение священной тайны — смерть!

Шаркающие шаги в коридоре вернули его к действительности. Шаги приблизились и затихли. Человек сел рядом с Канвой. Канва не шелохнулся, и в долгой тишине слышалось трудное прерывистое дыхание пришедшего. Наконец слепой сказал:

— Ты вернулся, Авиндхья. Зачем?

Авиндхья мелко затряс седой головой на жиденькой сморщенной шее. Искренность его тона удивила Канву.

— В сердце мое вошла боль твоего сердца. Удел одиночества роднит наши судьбы. Утраты избороздили лица. Я вижу, ты плакал. Нам нечего больше терять и скрывать. Все позади. Скоро сюда прибегут шакалы Акампаны, нужно предать сожжению тело твоего сына, чтобы спасти его душу для будущей жизни…

Жрец Ануана осекся. Канва резко повернул голову, будто заглянул в его глаза.

— Мертвое тело — реликвия памяти. Я не хочу, чтобы шакалы Акамланы коснулись плоти моего сына. Но слышать от посвященного о душе… Ты, который был свидетелем откровений Тотха, посланца бога мудрости Эа, хочешь подсунуть мне утешительную сказку о бессмертии?! Авиндхья встрепенулся:

— У каждого возраста свои радости. У моего — покой, созерцание и размышление.