Искатель, 1987 № 05 - [36]

Арвин смотрит на меня, а в глазах у него жалость. Опять проступает сетка морщин у висков.

— Знаете, — нерешительно говорит он. — Мне кажется, что сельва вас не отпустит. Она не объект исследования. Сельва — гигантская мясорубка судеб.

Я вздрагиваю. Неужели Арвин сумел так быстро раскусить меня?

Най смахивает с бороды летучую пиявку и, как-то беспомощно улыбаясь, говорит:

— Вы напоминаете мне ребенка, Буфи. Чистенького и ухоженного, но однажды вышедшего погулять и заблудившегося в вонючих трущобах. Во всяком случае, можете на меня рассчитывать. Я всегда любил детей.

Келин Квинн

— Я всегда любил детей, — слышу сквозь сон голос Арвина.

О чем это он? Сельва — и дети… Хотя Ная порой совершенно невозможно понять.

Дети… Горе это или счастье? Бывает, мне становится жалко, что у меня нет детей. Может быть, тогда жизнь приобрела бы какой-нибудь смысл? Тогда бы растворились в прошлом жирное чудовище Страд, пропавшие секретные документы, сельва, ее обитатели — жалкие и великие одновременно…

Вздыхает во сне Вако. Он приоткрывает глаза, и между набрякшими веками проскальзывают желтоватые молнии белков. Несчастный, всеми презираемый Вако.

Храпит во сне капрал, надвинув каску на длинный прямой нос. Сейчас он похож на спящего после смены работягу. Руки с набухшими венами мелко подрагивают. Да и сама сельва ничем не напоминает страшилище с острыми клыками, паучьими лапами и шевелящимися лианами вместо волос.

Ночь полна очарования.

Вако опять вздыхает и скрипит зубами. Наверное, снится, что на голову ему опять падает тяжелая стальная балка. Вако смеется при виде чужих страданий, потому что в жизни у него было слишком много своих.

А вот Арвин ему завидует. Да, да! Железный Арвин завидует дураку Вако. Никто этого не замечает, кроме меня. Он завидует тому, что разум Вако не способен в должной мере воспринимать опасность! Вако не боится смерти, вернее, почти не думает о ней. Най же наполнен страхом, как сосуд водой.

Почему же никто, кроме меня, не замечает этого? Может быть, потому, что я единственная женщина в этой обреченной экспедиции?

Смертники… Костер в сельве. К нему жмутся грязные оборванные люди. Все они очень разные, и мечты у них разные, как потолки в наших домах. У одного мечта большая, у другого — крошечная, но не менее желанная. И каждый надеется, что исполнится именно его, и никто не догадывается, что совсем скоро осуществится намерение маленького жирного человека по имени Страд.

Пора.

Встаю, пересекаю круг оранжевого света и вхожу в заросли кустарника. Кажется, никто не проснулся.

В ветвях резко кричит невидимая птица.

Лен Брас

В ветвях резко кричит невидимая птица.

Открываю глаза и трясу головой, чтобы отогнать ночное видение.

Все-таки я заснул. Сказалась усталость, огромное нервное напряжение.

Странный мне приснился сон.

Окраина большого города. Пустырь, заваленный ржавыми банками и полиэтиленовыми пакетами. Ночь, но на горизонте еще сохраняется малиновая ниточка заката. На темном фоне неба угадываются бетонные обелиски небоскребов. Не светится ни одно окно. Все жители вываливают на улицу. Они стоят по колени в мусоре, раскрыв рты и задрав головы.

По небу огненными росчерками проносятся падающие звезды. Холодные, колючие, рождающие озноб.

Вот одна просвистела над головами и упала в груду консервных банок.

Люди бросаются наперегонки, и через мгновение кто-то поднимает в вытянутой руке огромный сверкающий бриллиант.

Звездный дождь усиливается. То тут, то там на землю падают прекрасные голубые кристаллы. Вскоре каждый становится обладателем по крайней мере пяти—десяти камней.

И только у меня ничего нет.

Алмазный ливень закончился. Все смеются, указывая на меня, а я — большой, усатый, но в коротких детских штанишках и с бантиком в волосах стою и размазываю слезы по щекам.

Кто-то, сжалившись, кидает мне крошечный бриллиантик. Я подхватываю его на лету и крепко сжимаю в потном кулаке.

И вдруг на небо выплывает большое багровое солнце. Только что его не было, и вот оно в зените. Свет его заливает пустырь, и… кристаллы на глазах испаряются.

Люди кричат, рыдают. Еще бы — они лишились своего неожиданного богатства.

Я разжимаю руки и улыбаюсь: мой бриллиантик цел и весело подмигивает гранями.

А ведь это самое глазное — быть маленьким, зато целым!

Чудной сон. Хотя… Все верно, все правильно.

В концерне кто-то придумал про меня глупую шутку, что, кол, если мне вручить чемодан казенных денег, приготовить самолет, документы, визу в государство, не выдающее преступников, то я поблагодарю за заботу и отнесу чемодан финансовому директору.

Каждый паршивый клерк считал своим долгом рассказать эту глупость своей подружке.

Хотя почему глупость? Сколько было таких, которые сломали себе шею в погоне за падающими звездами. Где их гигантские алмазы? Растаяли. А мой маленький бриллиантик жив!

Как же болит грудь! Будто раскаленная игла вонзается между ребер. Стихнет — и забываешь о ней, проснется — и страшно пошевелиться.

Кто-то дергает меня за штанину. Это Вако.

Преданное серенькое существо. За свои триста золотых с ножом на танк бросится. Как я к нему отношусь? Да никак. Служит, и достаточно. Главное в работнике — честность и добросовестность.