Искатель, 1985 № 04 - [60]

Он выдерживал несвязные бормотания в эфире так же стойко, как переносил боль своих ран. Вот уже в течение многих восходов боль не ослабевала — раны не заживали.

— Полковник Обри, это Сойер. Ответьте!.. Я нахожусь в ловушке на складе обеспечения. Все остальные погибли. Он атаковал, как только мы приблизились. Обри от Сойера… Обри от Сойера… Слушайте… У меня остался только один баллон кислорода — вы слышите?! Только один!!! Полковник, ответьте мне!!!

Вибрация в скале — больше ничего, — лишь она нарушала священный покой мира, который Он охранял. Противник был уничтожен. Остался лишь этот агрессивный моллюск в пещере. Но так или иначе, враг нейтрализован и не двигается…

Он ненавидел ночь, ибо она лишала пищи его батареи. В течение дня Он жадно поглощал солнечные лучи, набираясь сил для долгого бдения в темноте, но, когда наступал закат, снова терял силы, и голод был самым острым из его чувств. Хорошо еще, что эта ночь выдалась спокойной, мирной. Можно было сберечь энергию и защитить свои агрегаты от холода. Ведь стоит ему проникнуть через слои теплоизоляции, термические датчики начнут обжигать мозг сигналами предупреждений, и тогда страдания станут уже невыносимыми. У него остались лишь две радости: бой и алчное поглощение энергии солнца.

Защитить Священное Место, восстановить покой мира, убить врага было наслаждением битвы. Это чувство могло умереть только с ним самим…

— Помогите мне!.. Помогите мне!.. Я капитан Джон Харбин Сойер из Корпуса Автокиберов, секция обучения и программирования, участник Шестнадцатой Лунной Экспедиции по спасению. Неужели на Луне нет никого живого? Слушайте меня!.. Я болен… Я нахожусь здесь уже бог знает сколько дней… в скафандре… Он весь провонял насквозь… Вы когда-нибудь жили в скафандре несколько дней?..

…Если враг проникал в периметр зоны, его следовало уничтожить — это было главной истиной, которую он постиг. Только целители могли, ничего не опасаясь, передвигаться по всей охраняемой им территории, но они больше не приходят. Он не мог ни вызвать их, ни даже отличить от врагов, узнать, потому что был ранен.

Через час враг в пещере начал двигаться. Он услышал слабые шаркающие звуки, которые проникали сквозь скалы. Автоматически включились более чувствительные датчики и определили направление звука — враг медленно направлялся к выходу из пещеры. Он навел легкий пулемет на черное отверстие у подножия залитого земным светом утеса, выпустил очередь трассирующих пуль и увидел, как они ярко и беззвучно рассыпались вокруг входа.

— Грязный ублюдок, оставь меня в покое! Чертов молох, я же Сойер!.. Неужели ты не помнишь? Я тренировал тебя десять лет назад. До меня ты был несмышленым новобранцем, просто немым автокибером-новобранцем… который обладал огневой мощью полка. Дай мне пройти!..

Враг снова пробирался к выходу. И снова беззвучная очередь пулеметного огня лизнула вход в пещеру.

Скала опять завибрировала:

— Я твой друг. Война кончилась. Уже несколько месяцев назад… земных месяцев. Неужели ты не понимаешь этого, Ворчун! «Ворчун» — так мы назвали тебя в те дни, когда ты был новобранцем, — до того, как научили тебя убивать… Ты — мобильный автокибер огневого управления… Ворчун, неужели ты не узнаешь своего папу, сынок?

Вибрация раздражала все больше. Разгневавшись, Ворчун развернулся на утесе, совершив массивным телом грациозный маневр. Урча моторами, съехал на равнину, снова развернулся, тяжело покатился вдоль склона, пересек площадку и притормозил в пятидесяти ярдах от входа в пещеру. Гейзеры пыли взметнулись из-под его гусениц и упали, как капли воды в безвоздушной ночи. Он снова прислушался. В пещере было тихо.

— Отойди, сынок, — возобновилась вибрация. — Дай папочке уйти с миром…

Он нацелил легкий пулемет в центр черного отверстия пещеры и выпустил две сотни трассирующих. Подождал. Внутри ничего не двигалось. Он заколебался: не использовать ли радиационную гранату? Но раздумал — его арсенал быстро истощался, — развернулся и тяжело покатил назад вдоль равнины, чтобы продолжить наблюдение с утеса. Отдаленное движение за пределами второй половины мира, отзвуки которого были почти на пределе чувствительности датчиков, привлекло его внимание. Но пока оно было слишком отдаленным, чтобы тревожиться.

Штуковина снова заскреблась в пещере.

— Меня задело, ты слышишь?.. Меня задело… Куском разбитой скалы… Всего лишь маленькая утечка, но заплата не держит… Мой скафандр!.. Обри от Сойера… Обри от Сойера… Центру управления и базе контроля от Лунохода—шестнадцать… Примите сообщение… Нужно изменить ход операции… Меня подстрелили… Помогите!..

Вибрация снова перешла в хныкающие звуки. Он расположился на утесе. Его активаторы отдыхали в бездействии, которое было полно терзающей боли. Ворчун терпеливо дождался рассвета.

Звуки движения на юге нарастали. Они приближались к внешней границе его мира. Вскоре звуки начали раздражать наиболее чувствительные из датчиков. Из живота автокибера беззвучно появился бур, глубоко ввинтился в скалу, затем снова исчез. Ворчун, опустив сверхчувствительный датчик в скважину, тщательно вслушивался.