Искатель, 1985 № 02 - [18]

В небольшое оконце сарая, словно светлый дым, вливался сумрачный рассвет. В наступившей тишине слышно было хриплое, простуженное дыхание кого-то из ротных и хруст ледышек под ногами часового, размеренно ходившего снаружи.

— Нужно провести еще одну агитпередачу, — сказал Карманов. — Надо сказать им, что они будут разбомблены.

— Как это — сказать? — удивился Тимонин. Хотел добавить, что сообщение противнику о предстоящей операции называется выдачей военной тайны. Но промолчал: страшно было выговорить такое обвинение.

— Они ведь и так попрячутся, увидев самолеты, — сказал Карманов. — Но будет лучше, если наши слова не разойдутся с делом. Мы предупредили о бомбежке, и на тебе — бомбежка. Такое убеждает или, если хотите, переубеждает. А переубежденный солдат, согласитесь, уже не тот солдат.

В словах старшего лейтенанта, Тимонин чувствовал, было что-то разумное, но соглашаться не хотел.

— Вы можете говорить и делать все, что угодно, но нам не мешайте.

— Хорошо, — сказал Карманов и вышел.

Тимонин сразу забыл о нем, потому что командиры рот все еще сидели и ждали. Но когда во дворе заурчала машина, он вдруг спохватился, что Карманов мог истолковать его слова как согласие на передачу, и крикнул стоявшему у дверей дежурному по батальону:

— Остановите их!

Дежурный выскочил на улицу, оставив дверь открытой, и Тимонин не выдержал, тоже выбежал следом Пестро раскрашенная «звуковка» уже выезжала на шоссе, ведущее мимо замка к лесу. То ли там, в машине, не слышали криков, то ли Карманов решил действовать совершенно самостоятельно, только «звуковка», набирая скорость, понеслась по дороге, четко выделяясь на белом фоне полей. И Тимонин, и все выбежавшие следом за ним к крайнему дому стояли и ждали, что вот сейчас, сию минуту зачастят пулеметы и машина заюлит, кувырнется в кювет. Но из замка не стреляли. Тишина разливалась над полями, над городком, над угрюмой глыбой замка, и только затихающий вдали рокот машины единственной сквозной нотой пронизывал эту тишину.

Вот когда Штробель пожалел, что не выстрелил раньше. Мысли торопились, обгоняли одна другую. А Граберт уже достал пистолет и теперь не шел — крался, пританцовывая, наслаждаясь беспомощностью жертвы. Его помощник стоял поодаль, вскинув винтовку, готовый выстрелить. Это был конец.

Он ждал выстрела, и все-таки выстрел прогремел неожиданно. Пуля ударила в стену над головой, осыпала кирпичной пылью. Граберт деланно засмеялся. Он стоял в четырех шагах от Штробеля, покачивался с пяток на носки, поигрывал пистолетом. Еще несколько человек, видимо привлеченные одиноким выстрелом во дворе, выскочили на площадь. Штробель увидел и Франца с автоматом в руке. За ним, как привязанный, бежал Хельмут. Посередине площади Хельмут догнал Франца, сзади повис на нем, стараясь отнять автомат Франц замахнулся на него, и парнишка отстал.

— Подумайте о себе! — крикнул Штробель. — Убьют эти двое, а отвечать придется вам всем.

Он специально крикнул это погромче, чтобы Франц побыстрей разобрался в обстановке. Впрочем, отважится ли он на решительную меру?

— Раздевайся! — громко скомандовал Граберт. — Стреляй так.

— Раздевайся!

Он подошел и больно ткнул стволом пистолета в бок. Не следовало выполнять его приказы перед этими юнцами, но другого способа тянуть время не было, и Штробель начал расстегивать шинель. Не торопился, внимательно глядел на мальчишек. Под немецкой шинелью была красноармейская гимнастерка, и он не знал, какую реакцию вызовет его новый вид.

— Ну!..

Шинель полукругом легла у ног. Толпа загудела, зашевелилась.

— Переодетый враг! — обрадованно закричал Граберт. — Теперь вы все видите: никакой не немец.

Штробель резко повернулся к нему, блеснул начищенной бляхой офицерского ремня.

— Снимай ремень!

— Понравился?

— Быстрее! Ну!

Медленно, очень медленно Штробель расстегнул ремень и вдруг, не размахиваясь, сильно ударил бляхой по руке Граберта. Пистолет отлетел, загремел по брусчатке. Штробель ударил еще раз, уже с оттяжкой, попал по воротнику мундира, торчавшему из-под шинели. Граберт покачнулся, и Штробель резким ударом ноги по щиколотке подкосил его.

Прогремел еще один выстрел. Пуля ударилась обо что-то наверху и ушла с завыванием. Метнув в сторону взгляд, Штробель увидел, что Алоиз отнимает винтовку у остроносого.

Он снова ударил Граберта тяжелой бляхой, не давая ему подняться.

— Ты что?! — заорал Граберт, извиваясь. — Больно же! — И вдруг, как был на карачках, побежал в сторону.

— К стене! — приказал Штробель, продолжая хлестать по туга обтянутому заду. Граберт послушно повернулся к стене. В толпе засмеялись.

Он не оглядывался, боясь, что Граберт опомнится и поднимется. Нельзя было позволить ему встать. Команды униженного фельдфебеля мальчишки выполнять не будут…

И вдруг красные кирпичи стены перед его глазами пошли трещинами от ударов пуль. В тот же миг его хлестнуло по боку, по ногам.

Очнулся он, должно быть, сразу, поскольку увидел перед собой все те же кирпичи. Стояла пугающая тишина. И в этой тишине звучал далекий знакомый голос:

— …Ваше положение совершенно безнадежное. Советское командование приняло решение подвергнуть замок бомбардировке. Но вы еще можете спастись, если немедленно сложите оружие. Поторопитесь, ваши матери и сестры ждут вас в Кляйндорфе…