Георгий медленно прихлебывал густо заваренный чай, черный как деготь, — свой любимый. Казалось, он все время ждал чего-то.
Внезапно ударил гонг вызова.
Георгий вскочил, едва не опрокинув чашку, и бросился к вспыхнувшему экрану видеофона, стоявшего в углу веранды. Из глубины экрана навстречу ему медленно выплыло молодое остроскулое, почти мальчишеское лицо.
— Я оказался прав?! — сказал Георгий. — «Электрон» стал сразу набирать субсветовую скорость, и сигнал преследования не догнал его? — Он помолчал. — «Электрон» пройдет мимо Юпитера. Может, поле притяжения захватит корабль? Потом мы могли бы зачалить его и переправить на Марс, по месту назначения.
— Я тоже сначала подумал об этом, товарищ Коробейников…
— Прикинули на ЭВМ?
— Гравитация Юпитера слишком слаба для «Электрона». Кто же мог знать, что включатся дюзы, которые были опломбированы? Это проклятое тире…
— Как же вы объясняете появление этого самого тире?
— Никак в толк не возьму, Георгий Иванович. Вы же знаете, мы накануне вместе все проверили. Программа запуска была составлена безукоризненно.
— Но факт остается фактом. Подвело нас именно математическое звено, за которое вы отвечаете…
— С Дором плохо? — тихо произнесла жена, когда экран видеосвязи погас.
Георгий устало опустился на стул, но к чаю больше, не притронулся.
— С твоим любимцем распрекрасно, — сказал он. — А вот с новопоселенцами Марса плохо. Они остались без универсального помощника, которого так ждали. Дор призван был обеспечить механизацию всех работ на Марсе. Всех работ на Красной планете, понимаешь?! А нашему институту каково? Полтора десятка лет работы — прахом. А все потому, что в перфоленте программы запуска оказалось пробитым лишнее тире. Одно-единственное! Видимо, из-за этого и исказилась траектория полета.
— Почему же вы не послали перехватчик?
— Увы! — сказал Георгий. — Как говорится: беда одна не приходит. Сразу после старта на «Электроне» включились субсветовые дюзы, которые предполагалось обкатывать лишь при последующих запусках, после возвращения корабля с Марса. Была еще у меня надежда, что корабль будет захвачен полем тяготения Юпитера…
— Да, я слышала.
— Теперь все надежды лопнули.
— Послушай, а разве нельзя воспроизвести проект Дора? — сказала она осторожно.
— Как ты себе это представляешь — воспроизвести? Дор — это личность, а личность неповторима.
— Что же все-таки делать?
— Есть у меня одна гипотеза, — задумчиво произнес Георгий и потер ладонью большой, с залысиной лоб. — Но, боюсь, мы не сумеем проверить ее.
— Почему?
— Потому что она связана непосредственно с Дором, а он далеко. Ладно, давай отдыхать
Ночью Екатерина долго не могла уснуть. Какие-то бесформенные тени медленно проплывали по потолку — или это только чудилось? Ей вспомнилось последнее посещение Дора. Это было позавчера, а кажется — так давно…
…Дор прошуршал по дорожке, поднялся ни террасу. Энергично и весело, как всегда, поздоровался с ней. Георгия дома не было: он дни и ночи, которых так немного оставалось до запуска «Электрона», пропадал на испытательных полигонах.
За долгие годы знакомства Екатерина привыкла уже к этому огромному оранжевому шару со слегка волнующейся поверхностью. Дор, чудо биопластики и электроники, казалось, все знал, все понимал. Единственным, по ее мнению, недостатком Дора было то, что робота создали и воспитали начисто лишенным эмоций. «Чувства Дору ни к чему, — сказал ей как-то Георгий. — Они попросту энергетически невыгодны. Испытывать страх, надежду, любовь к кому-либо — это не для Дора. У него совсем другие задачи».
Последние месяцы перед запуском робот пользовался в Зеленом городке полной самостоятельностью.
— На полигоне у меня выдался свободный часок, и я решил закатиться к тебе! — пророкотал Дор, останавливаясь посреди веранды.
Она улыбнулась — настолько естественно в устах Дора прозвучало это «закатиться».
— Скоро улечу навсегда, — произнёс Дор, внимательно озирая осенний пейзаж. — Буду воспроизводить автоматы. На Землю мне уже не возвратиться.
— Ошибаешься, Дор! — воскликнула она. — Через год-два с Марсом наладят регулярное пассажирское сообщение.
— Нет, я не вернусь, я знаю, — повторил настойчиво Дор. — Потому и хочу взять с собой как можно больше: виды, картины, голоса. У меня ничего ведь не стирается в памяти. Не то что у вас, людей!
— Ты и мой… мой облик увезешь с собой? — спросила она, пораженная неожиданной мыслью.
— Конечно! И твой, и моего конструктора-воспитателя, и многих тысяч людей, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело. Я хочу, чтобы в мою память вписались навечно и берега Крыма, и льды Таймыра, и заповедная сибирская тайга, и эта веранда, и эти часы, — все, все хочу я взять с собой!
— Что ты сказала? — откликнулся Георгий. Он тоже не спал.
— Нет, я так…
Ей представился стремительно несущийся корабль, стальной иглой пронзающий ледяные пространства вселенной, и Дор, который мечется в корабле живым оранжевым шаром. Она только теперь, в часы бессонницы, осознала, насколько успела привязаться к Дору. Что ждет его там, в открытом космосе? До каких звезд, до каких галактик доберется он, не умеющий управлять кораблем, прежде чем исчерпается запас аннигиляционного топлива?..
