Искатель, 1976 № 05 - [32]
— Перестраховщики, — ворчал Ревский, — надо же так написать — «мно-го-пла-но-во»! Это значит ничего не сказать.
— Но они пишут и другое — «тонко», — успокаивал его Лорка.
Лорка шутил потому, что таковы вековечные традиции космонавтов, шутил потому, что не знал, как иначе успокоить Ревского, разрядить его напряжение. Всю свою жизнь Теодорыч отдал дальним полетам в космос и воспитанию молодежи. Мысль о том, что он собственными руками мог нанести хоть самый малый вред своим питомцам, жгла его и приводила в неистовство. Внешне, правда, кроме брюзжания по поводу и без повода, это никак не выражалось, Ревский оставался обычным скульптурным Ревским, точно вырубленным из сухого дерева. Но Лорку обмануть трудно, и он, докапываясь до истины, попутно старался сыграть роль своеобразного амортизатора.
Каким образом Н-РНК оказалась в вине, выяснить не удалось, точнее, таких путей было несколько, и ни одному из них не было оснований отдать предпочтение. Рибонуклеид мог попасть в вино совершенно естественно, вместе с виноградным соком. Правда, анализ этого сорта винограда не выявил в составе ягод ничего похожего на Н-РНК, но это ничего не значило: вино было семилетней выдержки. Оно хранилось открыто, и если кому-нибудь — злоумышленнику или шутнику, землянину или инопланетянину — вздумалось бы туда что-нибудь подсыпать или подлить, он мог сделать это без малейших затруднений. Кроме того, для улучшения букета Ревский добавлял в вино некоторые посторонние ингредиенты: мед и тонкие пряности. Он даже и сам не смог бы дать их полный перечень, делал смесь на вкус, по наитию.
— Теодорыч, — просительно проговорил Лорка, бережно ставя на стол чашку из нежнейшего фарфора, — давай на время забудем об этом проклятом рибонуклеиде и решим, что же все-таки предпринять дальше?
— Нечего и думать, — без паузы ворчливо ответил Ревский. — Надо встретиться с Германом и прощупать его по всем правилам космической психологии.
Лорка вздохнул.
— Легко сказать. Сорокин не Игорь Дюк и не Виктор Хельг.
— У тебя есть какая-то альтернатива моему предложению? — сухо спросил Ревский.
— А вдруг вся эта цепочка несчастий, вплоть до Тима и меня, — все-таки случайность? Случайность, и ничего больше?
— А если не случайность? Что тогда? Сидеть и ждать заклания очередного агнца?
— То есть меня, — заметил Лорка.
Ревский бросил на него быстрый взгляд, мотнул головой и сухо усмехнулся — уж очень Лорка не походил на беззащитного агнца.
— Почему же обязательно тебя, — медленно проговорил он, сцепляя пальцы сухих сильных рук. — Удар может обрушиться и на тех, кто тебе особенно дорог.
Лорка взглянул на старого космонавта с молчаливым вопросом.
— А ты вспомни, как вывели из строя Игоря. — Ревский помолчал и уже совсем сердито спросил: — Сможешь ты пойти в космос, если с Альтой что-нибудь случится?
— С Альтой? — раздельно переспросил Лорка, пристально глядя на старого космонавта.
— Да, с Альтой, — подтвердил Ревский.
Хассо ГРАБНЕР
МАКЕДОНСКАЯ ДУЭЛЬ[1]
Действие повести немецкого писателя-коммуниста Хассо Грабнера «Македонская дуэль» происходит в Греции в период правления «черных полковников».
Охранниками арестован курьер ЦК Компартии Греции, направлявшийся в Салоники для оказания помойки местным коммунистам в выпуске подпольной газеты.
Вместо него афинская полиция посылает своего агента Галиноса, несколько лет проучившегося в Нью-Йоркском институте проблем коммунизма. В Салониках Галинос встречается с руководителем группы противников режима художником Карнеадесом — стойким коммунистом и опытным конспиратором. Все попытки агента вытянуть из Карнеадеса имена других членов группы терпят неудачу. Газета начинает выходить. Тогда македонская полиция арестовывает художника и, чтобы внести разброд среди подпольщиков, идет на провокацию. В местной газете появляется фотомонтаж, на котором изображен Карнеадес в сопровождении полицейских перед входом в универмаг, где накануне были арестованы два распространителя подпольной газеты. Одновременно полиция проводит обыск в доме, где жил курьер ЦК, адрес которого знал Карнеадес. Галиносу необходимо на некоторое время уехать из Салоник, чтобы доложить своим шефам о ходе операции. Лучший способ для него исчезнуть — подвергнуться мнимому аресту. Полиция фабрикует портрет Галиноса, выполненный якобы Карнеадесом. На вокзале Галинос «арестован».
Под действием всех этих улик большинство коммунистов склоняется к тому, что Карнеадес — предатель. Не верит в это лишь жена художника Дафна. На свой страх и риск она собирается в Афины, чтобы найти людей, хорошо знающих Карнеадеса и способных заступиться за него.
Серо-зеленый грузовик с крытым верхом, покачиваясь, шел из Флорины в горы вдоль высыхающего Алиакмона. Водителя мало беспокоили неровности дороги, он к ним привык. И все-таки он бубнил: «В то время, когда мы гнали Муссолини через Албанию, мы прошли тут до самой Янины. Горе это, а не дорога». Сидевший рядом с ним сотрудник западномакедонской полиции безопасности из Янины взглянул на водителя с иронией:
— А потом пришли немцы и заставили вас побегать.
