Искатель, 1976 № 01 - [27]

— Я только о своих наблюдениях вам сообщил… Ну неофициально, что ли.

— Ну, конечно… А может, это и не наблюдения вовсе ваши, а предположения были, а? Так же, как и «прозорливость» ваша? Ведь вы же не то, чтобы догадались, или предвидели, или почувствовали, что Поздняков в пьяном виде на газоне заснет, и у него удостоверение и оружие вытащат. Вы это знали — вам сын рассказал!

Фимотин резко повернулся ко мне, сказал резко:

— Ну и сын! Ну и знал! И что с этого? Неправда, что ли? Напился и валялся, как свинья. Я и знал, что так будет!

— Откуда же вы это знали?

— А оттуда, что Поздняков ваш — хамло, жлоб! Милиционер — он милиционер и есть, все они пьяницы! — голос Фимотина неожиданно переломился, стал умильным, почтительным и сочувственным:

— Анна Васильевна — вот человек, профессор, а этот хам жизнь ей заел… Дурочка она, давно надо было в руководящие инстанции писать, гнать его в три шеи с квартиры!

Сдерживая душившую меня злость, я сказал вежливо и тихо:

— Вы себя интеллигентом считаете. И Желонкина вам импонирует, тем более что почти профессор она, и квартира у нее трехкомнатная — есть где сыну с молодой семьей поселиться, ваш покой на старости не ломать. Одна только преграда — Поздняков там проживает, под ногами путается. А тут случай такой — сам в руки катит. Отчего же не накапать, втихую этак, ядовитенько и безответственно. А? Позднякова из милиции выгонят, глядишь, и Желонкина от него избавится: вам ведь такой свояк — в чоботах — не нужен? Только не получится по-вашему, не надейтесь… — Я перевел дух и закончил: — С Дашей я разговаривал, хорошая она девушка. Вашего парня, Виссарион Эмильевич, я не знаю. Но на одно надеюсь: что он, Иван Виссарионович, сын ваш, совсем на вас не похож…

ГЛАВА 6

На Бережковской набережной, в той части, что ближе к окружному железнодорожному мосту, хорошо думать. В любое время пусто на тротуаре около чугунной решетки. Здесь мало жилых домов — одни учреждения, служащим некогда прогуливаться над рекой, утром они торопятся на службу, вечером спешат домой.

А сейчас я стоял совсем один, опершись на решетку, и смотрел на серую воду, измятую свежим сентябрьским ветерком и белоснежным прогулочным корабликом, спешившим от Киевского вокзала к Лужникам. Вдали, над мостом, повис в мутной синеве трезубец университета, контур его был размыт расстоянием и косым осенним солнцем, и отсюда выглядел он сооружением сказочным, ненастоящим, как замок Пьерфон. А на другой стороне реки золотились тугие маковки куполов Новодевичьего монастыря, и красные кирпичные стены его словно подгрунтовывали тяжелую усталую зелень старых садов.

Думать здесь было хорошо, но оказался я на набережной не потому, что больше мне подумать негде было, а потому, что десять минут назад я вышел из Центральной патентной библиотеки, расположенной как раз за моей спиной, и застрял на этой пустынной набережной, где было тихо, ветер носил вялые речные запахи, и блеклый свет почти не оставлял теней.

В кармане у меня лежал листок с номерами и названиями одиннадцати авторских свидетельств, которые мне подобрали за три часа — сам бы я их не собрал и за три года. Как любит говорить Шарапов: «Все уже в мире давным-давно известно, надо только знать, где и у кого спросить». Но, проснувшись сегодня утром, я неожиданно — толчком, будто кто-то отчетливо и внятно произнес эти слова вслух, — понял самое главное: мне надо знать не где и не у кого, а о чем спрашивать.

Спрашивать надо было о работах Панафидина. За последний год. За десятилетие. За всю его научную жизнь.

Синтезом и применением транквилизаторов он занимается шестнадцать лет. Всего зарегистрировано на его имя двадцать четыре авторских свидетельства. Все они получены им в соавторстве с другими учеными — и это естественно, алхимический век давно миновал. Но не будучи специалистом-химиком, я должен был чисто человеческим или сыщицким разумением — сейчас это было равнозначно — сформулировать для себя принцип, по которому надлежало отобрать тех людей, которые могли участвовать в создании метапроптизола. Среди ученых, искавших для людей добро, мне надо было вычислить кандидата в подозреваемые. При этом я не настаивал на том, чтобы он обязательно был очень обаятельным и симпатичным. С противным я бы тоже охотно потолковал.

Я впервые в жизни держал в руках свидетельство на открытие, документ, который в просторечии мы обычно называем патентом — тетрадь, прошнурованную шелковой лентой и скрепленную огромной алой гербовой печатью. Титульный лист, зеленовато-синий, на водяной бумаге, был похож на старые, военных времен облигации — под виньеткой из лавровых листьев вздымались домны, гидростанции, комбайны, вышки.

Авторское свидетельство № 2 97 6 57.

Комитет по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР выдал настоящее свидетельство на изобретение «Способ получения и применения в психотерапии полиамидинов» по заявке № 138293 с приоритетом от 24 ноября 1963 года.

Авторы изобретения: Панафидин Александр Николаевич и другие, указанные в прилагаемом описании.

Зарегистрировано в Государственном реестре изобретений Союза ССР