Искатель, 1975 № 01 - [30]

И сейчас, очнувшись, Ур понял, что лежит в камере одеронской тюрьмы. И едва не застонал — на этот раз не от боли, а от сознания чего-то непоправимого, ужасного. К этому примешивалось и нечто другое — смутное ощущение какого-то неблагополучия. Что это? Откуда оно шло? Усталый мозг как бы отказывался анализировать новое ощущение. Ур погрузился в тяжелую дремоту.

Наверное, он проспал часа четыре. Его разбудил врач, маленький добродушный человек. Он сделал Уру обезболивающий укол, быстро и умело обработал кровоподтеки на теле и заплывший глаз. Потом надзиратель принес обед.

Позднее в камеру вошел человек в песочного цвета костюме. Лицо у него было неприметное, взгляд глубоко посажанных глаз цепкий, колючий. Он кивком услал надзирателя за дверь, сел за стол и сказал, выкладывая перед собой большой блокнот и шариковую ручку:

— Я комиссар Прувэ. Вы должны отвечать на мои вопросы. Честные ответы смягчат ваше положение. Вы меня поняли? Итак, мсье, ваше имя и фамилия?

— Ур. Это и то и другое.

— Значит, фамилии нет? Допустим. Документы? Тоже нет? Допустим. Откуда и с какой целью вы приехали во Францию?

— А почему, собственно, я должен отвечать на ваши вопросы?

— Потому что вы арестованы за участие в студенческих беспорядках.

— Я попал в эту драку случайно.

— Это я и намерен выяснить — как вы сюда попали.

Он стал задавать вопрос за вопросом, но Ур молчал. Комиссар Прувэ захлопнул блокнот, неторопливо сунул во внутренний карман ручку.

— Мсье Ур, — оказал он, закурив. — Вам я не предлагаю сигареты, потому что знаю, что вы не курите. Нам вообще известно о вас больше, чем вы думаете. Согласитесь, что к человеку, путешествующему без паспорта, без виз, без гражданства, проявляется повышенное внимание. В наш беспокойный век, мсье, от журналистов, как и от людей моей профессии, ничто не может укрыться. Итак, мы знаем, что вы и в Россию прибыли таким же странным способом, как во Францию. Вы работали в одном из прикаспийских городов в институте, занимающемся проблемами моря. Вы затем нанялись в цирк и выступали в одном из черноморских городов с опытами телекинеза. Вы прилетели в Санта-Монику и устроились работать за пансион в Океанариуме у доктора Русто, который высоко оценил ваши по знания в океанологии, но по свойственной ему безалаберности не проявил интереса к вашему происхождению. Вы влипли в студенческие беспорядки и ввязались в драку, и вам основательно перепало, о чем, поверьте, мы сожалеем. Драка есть драка, мсье, и остается только благодарить провидение за то, что ваш глаз уцелел. Как видите, мы знаем многое.

— Если вы так много знаете, то зачем допрашиваете?

— Мы бы хотели узнать самое главное: кто вы такой, мсье Ур? Каковы ваши истинные цели?

Ур молчал.

— Не стану скрывать от вас, — продолжал комиссар, глядя на него испытующе. — Есть предположение, что вы, как бы сказать… житель другой планеты… пришелец из космоса… Это правда?

Ур угрюмо молчал.

— Вы не желаете отвечать? Жаль. Очень жаль, мсье. Вынужден заявить вам, что есть и другое предположение, которое лично мне кажется менее фантастическим: вы засланы с разведывательной целью. Итак? Я жду ответа.

— Ответа не будет.

Комиссар поднялся.

— Что ж, торопиться нам некуда, продолжим разговор в другой раз.

— Вы собираетесь держать меня здесь долго? — спросил Ур.

— Пока не выясним все, что нас интересует. До свидания.

Учитель, я опять вел себя неразумно. Я опять вмешался…

Я жестоко избит и сижу взаперти.

Я страдаю, Учитель..

Меня доводит до отчаяния мое двойственное положение. Я предпочел бы возвратиться. Или… или остаться здесь и жить в том самом городе у Каспийского моря, где мне так хорошо работалось, где я подружился с хорошими людьми…

Понимаю, это невозможно. Это отступничество. Да, да, понимаю. Это вырвалось в минуту слабости…

Но пойми и ты, Учитель: все, что я делаю с лучшими намерениями, почему-то оборачивается против меня же. Я сам не могу уследить, как оказываюсь втянутым в какие-то сложные события. Вся жизнь здесь соткана из внезапностей, и мне не помогают твои уроки — от внезапностей просто нет спасения.

Каждый раз приходится самому, не опираясь на общий разум, принимать решения. И часто они оказываются ошибочными.

Я начинаю бояться самого себя… Во мне будто бы дремлет кто-то другой, незнакомый мне, и когда он вдруг просыпается… так было во время этой ужасной драки… когда он просыпается, мне делается страшно…

Еще не отпустило его напряжение, еще он был как бы в полусне, как вдруг сквозь уходящие, расступающиеся полотна тумана увидел его — человека из засады. Вот он щурит свирепые рыжие глазки… сейчас натянет тетиву лука… Шагнул вперед…

— А-а-а-а! — закричал Ур во всю мочь, забившись в угол и беспамятно шаря рукой по смятому одеялу в поисках пращи.

— Что с вами, Уриэль? — услышал он голос вошедшего. — Вы не узнаете меня?

Оцепенело смотрел Ур на его желтые глаза под черными треугольничками бровей. Сон уходил…

— Я Себастиан. — Человек в легком кремовом костюме под ступил улыбаясь. — Ваш знакомый Гуго Себастиан из Базеля. Теперь узнали?

Ур отлепился мокрой спиной от стены, опустился на койку.

— Как вы меня напугали, Уриэль, — продолжал тот, участливо глядя на Ура желтыми своими глазами. — Боже, что они с вами сделали! Я вам искренне сочувствую, бедный мой друг…