Искатель, 1974 № 06 - [13]

— Это я из родника провел, — пояснил Гурам, перехватив взгляд Андрея Аверьяновича.

Пока гости осматривались, Гурам затопил печь, достал с полки таз с тестом и принялся раскатывать лепешки. И пек их тут же, на разогревшейся железной печке, делая это ловко и привычно.

— Пойдемте, посмотрим дом с фасада, — пригласил Васо.

Они спустились во дворик, обнесенный плавно загибавшейся каменной стеной, через калитку с чугунной, фигурного литья дверью, вышли на улицу, куда дом смотрел трехэтажным фасадом. Это был не дом, а дворец, с лоджиями и балконами, со строгим орнаментом над высокими окнами. Что-то было в нем от изысканной архитектуры средневековой Грузии и от суровой архитектуры боевых башен, которые строили давние предки Гурама. Но это смешение стилей не вызывало протеста, вкус и талант автора и строителя создали своеобразное сооружение, цельное, красивое, с чувством достоинства.

За двориком, укрепленная высокой каменной стеной, была обширная площадка с молодыми фруктовыми деревьями.

— Висячий сад, — пояснил Фидо. — Там был крутой склон и овраг. Гурам засыпал его землей, которую вынимал, строя дом.

— Я, кажется, разучусь здесь удивляться, — Андрей Аверьянович подошел к стене, потрогал ее руками. — Сначала я думал, что это тесаный камень, а он, оказывается, так подобран и пригнан, что кажется тесаным.

— Это уже традиция, у нас умеют обращаться с камнем.

Вернулись в дом. На столе возвышалась горка свежих лепешек, в двух больших тарелках лежали сыр и зеленая, с росными каплями, трава, в миске желтел варенец, который здесь называется мацони.

В этой спартанской горнице, под журчание родниковой воды обед показался Андрею Аверьяновичу удивительно вкусным. Он с любопытством поглядывал на Гурама. Тот ел мало: кусочек лепешки, ломтик сыра и пучок травы. Видно было, что этот человек привык себя ограничивать во всем и не испытывал от этого неудобств.

— Все, что мы здесь видели, — спросил Андрей Аверьянович, — вы сделали один?

— Да, — ответил Гурам.

— Как же вы все успеваете?

— Я мало сплю, — улыбнулся Гурам своей застенчивой улыбкой.

В народе есть такие мастера, бескорыстные, одержимые. Работой своей и жизнью они дарят людям радость, и Андрей Аверьянович испытал радость от того, что узнал Гурама.

Следователь Чиквани, не проронивший ни слова с того момента, как вошли они в дом, наконец подал голос. Спросил:

— Скажи, Гурам, ты когда в последний раз видел Давида Шахриани?

— Его же убили, Давида.

— Как ты думаешь, кто его убил?

— Не знаю, — ответил Гурам. — Убить человека — это все равно, что убить себя. Я не знаю, кто у нас способен на такое.

— Подозревают Алмацкира Годиа, ты же слышал? — сказал Васо.

— Да, я слышал.

— И что ты на этот счет думаешь?

— Я не верю, что Алик способен убить человека.

— Мог случайно, сгоряча, в драке, — пояснил Чиквани.

— Он признался?

— Нет.

— Тогда он не убивал.

— Ты не ответил на вопрос, — вздохнул следователь Чиквани, — когда в последний раз видел Давида?

— Давно видел, еще зимой.

— Ты его хорошо знал, Давида?

— Знал. Раньше он у меня часто бывал.

— Что он тут делал?

— Смотрел, как я строю дом. Его интересовали малоизвестные, заброшенные тропы, которыми редко пользуются. Я много ходил, знаю тропы, о которых молодежь и не слышала.

— Зачем ему нужны были эти забытые тропы?

— Я не спрашивал. Интересуется человек, я рассказывал.

— Давно у него появился такой интерес?

— Года три назад.

— Он один бывал у тебя или с кем-то?

— Обычно один. Раза два приходил с ним Григол Сулава, — Гурам повернулся к Васо, — инструктор из нашего лагеря.

— Он тоже интересовался перевалами? — спросил следователь Чиквани.

— Расспрашивал Давид, Сулава только слушал.

— С интересом?

— Да, хотя он и не задавал вопросов, но слушал внимательно.

— Вы ничего не хотите спросить? — обратился следователь Чиквани к Андрею Аверьяновичу.

— Хотел бы, — отозвался Андрей Аверьянович. — Скажите, Гурам, а вы сами не задумывались, почему Давид интересовался старыми тропами через перевалы?

— Летом у нас много «диких» туристов — одиночки и группы, некоторые нанимали проводников, а Давид любил деньги.

— Алмацкира Годиа вы тоже знали?

— Да, я всех тут знаю.

— И полагаете, что он не мог убить товарища, даже случайно?

— Если бы Алик убил, он пришел бы и сказал: «Я убил». Он тоже бывал здесь, еще совсем мальчишкой, играл с моей племянницей, и, когда я смотрел на него, мне хотелось, чтобы у меня был такой сын. — Гурам бросил взгляд на следователя Чиквани и сказал, грустно покачав головой: — Я вижу, о чем ты сейчас думаешь, Зураб. Ты думаешь, что мои слова — это только слова, которые никак не доказывают невиновность Алика. Но я ничего другого не могу сказать, я только могу повторить: ты на ложном пути, Алика вы арестовали напрасно.

День уже клонился к закату, когда гости стали прощаться с Гурамом. Андрей Аверьянович крепко пожал ему руку. И виделись-то всего несколько часов, а он расставался с этим человеком как с давним другом, чувствуя печаль в сердце.

Ночевать решили в альпинистском лагере.

— Через два часа будем на месте, — заявил Васо. — Обещаю горячий душ, вкусный ужин и атмосферу молодости, которая царит в нашем лагере.