Искатель, 1974 № 03 - [33]

Тикают часы, бегут стрелки по циферблату. Накинул на плечо ремень сумки — пижон в рубашечке заблеванной. Четверть второго на часах. Воровское время наступило…

На Домниковке все было, как два года назад, — узкий, в ямах и рытвинах проезд, по которому тряско бежали редкие такси, маленькие старые дома, заборы дощатые, безлюдье, темнота. Справа — чахлый скверик с автоматной будкой, подсвеченной желтой лампочкой. А вот и магазинчик, вот подворотня с проходом во двор. Из этой подворотни можно пройти в соседний двухэтажный домишко.

Во дворе темно, воняет прелью и отбросами. Вот служебный выход из магазина. Ладно, мы его трогать не станем. Окно, забранное толстенной решеткой. Это окно или из магазинного склада, или из уборной, потому что угол решетки вырезан и там установлен мощный вытяжной вентилятор. Не надо трогать решетку. Толстая решетка — символ безопасности, и на символы мы покушаться не станем.

Подкатил к окну с решеткой мусорный бачок. Положил на него пустой деревянный ящик. Потом расстегнул «молнию» на своей сумке и достал резиновые перчатки. Они были толстые, и пальцы в них не гнулись и слушались неважно. Ничего, привыкнут. Ремень сумки я повесил на шею — как почтальонскую, и если одной рукой даже ухватиться за решетку, то другой можно быстро и удобно достать из сумки то, что надо.

Вскарабкался на бачок, потом влез на ящик, ухватился руками за решетку, постоял немного, чтобы освоиться на высоте. Ну вот теперь порядок. Осмотрел вентилятор. Крепился он четырьмя болтами, и к распределительной колодке подходило три толстых изолированных провода.

Ладно, благословясь, приступим. Я достал «шведик», разводной ключ, и, держась одной рукой за решетку, чтобы не загреметь со своей шаткой опоры, стал винтом подгонять ключ. Нарезка ржавая, губки ключа сходились медленно, неохотно. Наконец они плотно схватили болт. Я перехватил ключ правой рукой, а левой все придерживался за решетку и потихоньку повел ключ против часовой стрелки. Качнулся под ногами ящик, меня мотнуло из стороны в сторону, заскрипел внизу бачок, я навалился всем телом на решетку, но «шведик» из руки не выпустил. Сбалансировался и снова стал крутить разводным. Заскрипел болт, поехал помаленьку. Сделал полный оборот, второй, потом еще один, еще один. Порядок, дальше его можно будет погнать пальцами.

Следующий болт открутился легко. Я освободил его почти совсем, но из паза не вынимал; вентилятор тяжелый и может перекосить оставшиеся болты — тогда хана, не снять мне его никогда.

И третий пошел с резьбой легко. А когда, прилично попыхтев, я столкнул с места последний, во дворе послышались чьи-то тихие скользящие шаги.

Под ложечкой — холодная сосущая яма, горечь брызнула во рту, и сердца нет: оно остановилось, разорвалось, как брошенный об асфальт пузырек чернил, — всего меня залило ужасом. Темнота, страх, я прижался к ржавой решетке, я размазался по ней, как клей, еще миг — и я просочусь сквозь нее паром. И шелестящие, короткие, неуверенные шажки. Остановились. Потом еще шажок и шелест бумаги.

Если сторож, то прорвусь. Пусть подойдет ближе, прыгну на него с криком — пугануть — и в подворотню. Через сквер надо бежать. Там, за ним, есть выход в проходнягу, и можно попасть на Астраханский переулок.

Тишина. Я осторожно разворачиваюсь, только бы ящик под ногами не заскрипел, а рукой все держусь за решетку. Ладони в резиновых перчатках совсем мокрые стали.

Вздох. А если «шведиком» по башке?

Шуршание. Шаг. Шорох.

У стенки дворика, там, где мусорные баки выстроились шеренгой, мелькнула тень, это ведь рядом совсем. Ключ снял с болта. Пальцы, сжимая его, занемели.

Тень прыгнула, скользнула, замерла. Фырь-к!

Кошка.

Это кошка.

Не сторож, не милиционер. Просто бродячая помоечная кошка.

Долго стоял я еще неподвижно, утишая бой враз ожившего, подпрыгнувшего, судорожно забившегося, отравленного страхом сердца. Я слышал, как оно билось, как испуганно-счастливо дышало оно.

— Брысь! — сказал я ей шепотом. То ли кошки не привыкли, чтобы на них брыськали шепотом, то ли чувствовала эта проклятущая котяра, что нечего ей бояться, прав у нее здесь не меньше, чем у меня, но только не подумала она убегать, и сейчас, пообвыкнув, я отчетливо различал в темноте ее острый настороженный силуэт на крышке мусорного бака.

Осторожненько развернулся я на ящике, снова подвел ключ к головке болта, быстро расстегнул и стащил с себя брючный ремень. Пришлось надуть изо всех сил брюхо, чтобы не свалились портки — держать-то мне их было нечем. Один конец ремня я подвязал коротким морским узлом к крыльчатке вентилятора, а другой перекинул на поперечину решетки — мне сейчас грохот от упавшего вентилятора ни к чему. Достал кусачки и аккуратно перекусил провода. Вот и все — вытащил болты и стал потихоньку выталкивать вентилятор из гнезда. Еще раз потрогал ремень — должен выдержать. Толкнул изо всех сил мотор и спрыгнул с ящика.

Вентилятор медленно, будто раздумывая, стоит ли это делать, кувырнулся вниз, и жестяные лопасти его с дребезгом и звоном ударили в толстые прутья решетки, и удар этот, отчетливый, глухо звенящий, пронзительно громкий в вязкой тишине ночи ударил по моим нервам, будто эти два пуда железа упали мне на макушку.