Искатель, 1974 № 03 - [21]

«Гм… Ловко получилось, — похвалил сам себя Сашка. — Чуток опоздай — завалился бы набок».

Настал критический момент. Вот-вот почти двенадцатитонная махина клюнет кормой, и Попов вместе с ней рухнет вниз.

Удержится ли, машина? Не перевернется ли по инерции, несмотря на «якорь» отвала?

Сбоку орал что-то Аким. Что — Александр не разобрал, да и разбирать не хотелось, ни к чему. Ори не ори, рычаги в руках у него, Александра Александровича Попова, и нечего — поздно! — лезть с советами и пожеланиями.

Проходила секунда за секундой, но бульдозер не опрокидывался в обрыв, все больше и больше нависал над ним. Заскребла по камню правая гусеница. Вершинка подвинулась к центру заднего стекла кабины. Александр повторил проведенный ранее маневр, только теперь наоборот, потянув левый рычаг фрикциона. Верхний побег ели, словно стрелка прибора, занял «нулевое», нормальное, положение — значит, обе гусеницы одинаково вылезли над ровной в этом месте кромкой.

Покосившись в открытую дверцу, Александр увидел: сбоку пропасть.

Сашка заерзал на сиденье. И будто именно от этого его движения бульдозер начал опрокидываться: Александр заметил это тоже сначала по елям — неожиданно появился еще один венец ветвей. Потом крен стал увеличиваться скорее, скорее.

Руки Сашки непроизвольно напряглись, и ему пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтоб сдержать инстинктивный рывок и не отдать от себя рукоятки. Надо было продолжать двигаться.

— Не останавливай! — кричал себе Сашка. — Не останавливай машину! Не стопори!

Он не остановил бульдозер.

Крен перешел в падение. Перед остановившимся взором Попова промелькнули стволы елей до комля. И он увидел тайгу на противоположном берегу, заснеженную полосу реки, долину, поросшую высоким лесом, пятна кустарника. Все это тотчас скрылось за верхним краем кабины. Перед ним была истоптанная глубокими следами в снегу осыпь, как бы упершаяся в его глаза.

Удар был не силен. Его смягчил трос с принайтованными к нему стволами.

Шлепнувшись на гусеницы, машина по инерции проскользнула траками, стягивая наст. Баком с горючим бульдозер срезал почти половину сугроба. Снег волной поднялся почти до оконца заднего обзора.

А бульдозер продолжал то ли ползти, то ли скользить.

Александр чуть убрал газ. Движение вроде бы замедлилось. Сашка покосился на распахнутую дверцу. Сугроб был вровень с верхними траками.

Да, траки, ползущие вперед, и снег, уходящий назад, перемещались с одной скоростью.

Остановка…

«Что случилось?» Александр взглянул поверх «якоря»-отвала. Ель ежом застряла на склоне.

Попов снова вытер мокрые ладони о колени, потом взял рукоятку на себя.

Траки сцарапывали снег, бульдозер заметно погрузился в наст.

Тогда Сашка дал полный газ, до отказа отвел на себя рычаги муфты сцепления. Машина рванулась вперед, сорвала ель с обрыва и проскользнула вниз метров на десять. И, уже не задерживаясь, быстро вспахивая сугробы, устремилась в долину.

Александр ликовал.

Он до конца понял, что напряжение ежедневных занятий на полигоне, мытарства маневров, гонки по безводной степи, броски через таежные болота — все, представлявшееся в армии едва ли не выдумками лично капитана Чекрыгина, служаки и безжалостного человека, — по сути дела, воспитание в них, солдатах, мастерства, воли, упорства в достижении цели. И теперь, когда действительная служба в армии позади, мастерство, воля и упорство очень пригодились в обыденной жизни. Без того, что вложено в них капитаном Чекрыгиным и другими командирами, оказался бы невозможным этот прыжок на бульдозере. Без армейской выучки они, пожалуй, только зубы поломали бы на таежной романтике, не сделав ничего путного.

Увлекшись подвернувшейся мыслью, Сашка был уже не способен разобраться объективно в происшедшем. Он попросту снял со счетов сделанное товарищами на разведке склона. Проваливаясь по пояс в снег, они прочесали каждый метр кручи, отыскивая скалистые обломки, вагами отваливали их в сторону или сбрасывали вниз, чтоб расчистить дорогу бульдозеру. Ведь разворот на склоне, да еще с креном, если машина наскочит гусеницей на камень, грозил почти неминуемой катастрофой. Ребята вылезли из обрыва, мокрые по шею, но очень довольные.

Потом лесорубы валили ели, чтоб принайтовить их, как сказал морячок, к страховочному тросу. Трактористам пришлось трелевать «якоря» наверх, но это уже были шуточки рядом со сделанным. Правда, и лесины пилили и трелевали после того, как Аким Жихарев, кряхтя, достал из НЗ две бутылки спирта.

— Заработали… — сказал он и оставил свою долю на «после».

Попов, который не пил и начинал презирать человека, выпившего хотя бы рюмку, очень ревниво относился к Трофиму, довольно покладистому на приглашение.

— А Лазареву за что? Он и сух и сыт. Пробу снял, поди.

— За идею, — сказал тракторист-балагур, очень стеснявшийся своего имени Филипп. Он боялся «шуточки», которую позволяли себе люди, не знакомые с его кулаками: «Филя-Филя, просто Филя».

— Царская милость, — проворчал Александр.

— Ты не внакладе, — Аким передал Попову плитку шоколада. — Вот тебе эквивалент.

— «Золотой ярлык»! Это да. А еще есть? — спросил Сашка-сладкоежка.