Искатель, 1973 № 06 - [14]

На том они и расстались. Раздумывая над осложнившимся делом, Николай сам не заметил, как очутился у знакомой школы, вспомнил предупреждение Ларисы и отошел подальше, к углу, чтобы наблюдать за школьным подъездом.

8

Первыми, конечно, не выбежали, а вылетели из дверей мальчишки из младших классов. Кто-то с кем-то подрался, кто-то пошептался, и хотя часть ребят сразу же отправилась по домам, большинство еще крутилось возле школьного крыльца.

Потом степенно, группочками стали выходить девочки. За их угловатостью и наигранной оживленностью угадывалось и лукавство, и опасение, и неосознанное кокетство.

Едва они сошли со ступенек, как мальчишки с криком и гиканьем бросились на них. Даже сюда, к углу, донесся девчоночий писк — скорее счастливый, чем обиженный, глухие удары портфелей, мальчишечьи победные крики.

Потом, после короткой потасовки, обиженные девчонки, вздернув носы, стали расходиться, а мальчишки понеслись в разные стороны.

Казалось, что ни тем, ни другим уже нет никакого дела друг до друга. Но метров через сорок группочки стали сходиться и перемешиваться. Теперь девочки степенно, часто оглядываясь и поправляя волосы, шли впереди, а толкающиеся, кричащие мальчишки сзади.

Николай смотрел на эти сложные перестроения, вспоминал школу, узнавал и не узнавал в новых мальчишках самого себя. В школе Николай не слыл паинькой. И отметки подделывал, и девчонок лупил. Особенно тех, которые нравились. Вредных он просто игнорировал. Что ж… Жалобы Ларисы на трудности ее работы, в общем-то справедливы. Нелегкое у нее дело.

В этот момент из школы стали выходить подростки. Среди них тоже вспыхивали потасовки, доставалось и девчонкам, но все это делалось уже без той веселой, бесшабашной детскости, с которой жили младшие. Мальчики как-то резко подались в сторонку, и девочки пошли парами. Впрочем, девочками этих уже не назовешь… Крепкие, рослые, модно одетые, они держались независимо. Между девушками и парнями уже зародились смешение и смещение чувств, и разобраться в них им, вероятно, было очень сложно.

И тут Николай поймал себя на мысли о том, что он смотрит на школьников еще и как профессионал. Он прикидывал, кто из них может пролезть в вентиляционное отверстие, и понимал: такие школьники — рослые, крепкие — совершить преступление не могли.

Вскоре вышла Лариса. Она едва заметно, строго, «по-учительски», подумал Николай, улыбнулась, но не изменила походки. И он понял: она не хочет, чтобы ученики увидели ее с ним.

Он повернулся и медленно поплелся по дороге к центру. Лариса догнала его и взяла под руку.

— Ты делаешь успехи.

— Обучаюсь конспирации.

— У тебя неудачи?

Николай пожал плечами.

— Пожалуй… все вперемежку: и удачи и неудачи.

— Как у меня. Каждый день педагогические загадки!

— Трудно?

— Привыкаю.

— Кстати, о загадках. Как по-твоему, если мальчишки сделают что-либо предосудительное, они поделятся об этом с товарищами?

— Почти наверняка! По-моему, товарищи у них затем и существуют, чтобы можно было поделиться с ними невыносимыми для детского возраста тайнами. Не поделишься — сердце не выдержит и лопнет.

— Если так, то ребячья тайна обязательно станет известной всем, даже взрослым.

— Вот уж нет! — живо, совсем по-девчоночьи возразила Лариса. — Ты или забыл себя, или не знаешь их психологии. Между собой они обязательно делятся тайнами, но, когда дело доходит до старших и особенно взрослых, ребята замыкаются. И тогда тайну у них не вырвешь никакими силами. Разве только хитростью.

— И все-таки можно?

— Тут есть еще одно обстоятельство. Мы, взрослые, крепко держимся за свои тайны, бережем их и лелеем. У ребят проще. Они натворят что-нибудь, сами расскажут товарищам, хотя бы для того, чтобы выглядеть героями. Причем иногда еще и присочинят, нафантазируют и… вскоре забудут. И те, кто набедокурил, и те, кому доверена тайна. Понимаешь, если бы ребята так же берегли тайны, так же помнили свои поступки и проступки, как взрослые, им бы и жить и учиться некогда было бы.

— Так быстро забывают? — удивился Николай.

— Конечно! Охранный механизм памяти: все ненужное и опасное — вон! Незачем перегружать нервную систему. Вот почему я иногда спорю в учительской со старыми педагогами. Они, видишь ли, теорию подводят, считая, что каждый проступок ученика непременно должен повлечь наказание. Когда бы он ни был совершен. А я считаю, что так делать не следует. Старый, но недавно открывшийся проступок можно простить. Указать на него, лучше всего высмеять — и только. Свои ребята его давным-давно забыли, а наказание обязательно воспримут как несправедливость: когда-то было, а теперь вспомнили. Для них бывшее вчера, а уж тем более позавчера — все равно что происшедшее год или два назад. — Внезапно остановившись, Лариса спросила: — А почему тебя потянуло в педагогические дебри?

— Так… — вздохнул Грошев. — Не исключено, что в одном поганом деле замешан ребенок.

Они долго шли молча. Лариса медленно отпустила руку Николая и решительно, словно собравшись с духом, сказала:

— Знаешь, что мне в тебе не нравится?

Он повернулся к ней. Ее большие карие глаза смотрели прямо и строго. В них не было ни сочувствия, ни теплоты, только строгость и, пожалуй, жалость.