Искатель, 1972 № 03 - [21]

— Убирайся… — Лемке замолчал на полуслове и повернулся к Вольфгангу. — Хотя ладно, — что-то обдумывая, сказал он. — В последний раз, парень. — Лемке взял его за лацкан пиджака, притянул и что-то прошептал на ухо.

Вольфганг кивнул и мгновенно скрылся в толпе.

— Опять, — презрительно сказал Римас.

— Нет. Смотри, Римас, — Лемке показал на Карла, идущего во главе колонны.

— Это ты смотри. Эти парни оторвут головы твоим сосункам.

Над колонной возвышалась белокурая голова Зигмунда и черная шевелюра Роберта. Они стояли на другой стороне улицы и молча смотрели на шествие.

Лемке почувствовал, как кто-то подтолкнул его в спину, оглянулся и увидел бледное, искаженное гримасой страха лицо Фишбаха.

— Вы здесь? — удивился Лемке, он жестом позвал Римаса, и вместе с Фишбахом они пошли в переулок.

— Ну как, господин Лемке? — стараясь говорить спокойно, спросил Фишбах.

— Не волнуйтесь, Пауль, через день-два русский друг уедет из Вены.

— Два дня? И только уедет? — Фишбах посмотрел на Лемке, затем на Римаса. Видимо, жесткое лицо литовца вызвало у него доверие, и Фишбах заговорил, обращаясь только к нему: — Он уедет, а через год вернется. Я не могу так жить! Убейте его! Убейте!

Римас безучастно молчал, а Лемке взял Фишбаха за локоть и подтолкнул к машине.

— Только без истерик! Уезжайте, вечером я буду у вас.

Когда Фишбах уехал, Лемке повернулся к Римасу и сказал:

— Возможно, он и прав. В драке всякое бывает, могут и проломить русскому голову.

— Это дело твое. — Римас пожал плечами и направился к стоявшему в переулке «ситроену».

— Не забудь, что к трем ты должен быть на моей квартире, — сказал ему вдогонку Лемке, сел в свой «мерседес» и уехал.

Римас проводил его взглядом, постоял задумчиво у машины и медленно пошел назад, на центральную магистраль, по которой недавно прошли узники Маутхаузена. Он шел по улицам, вновь вернувшимся к своей обыденной жизни, на его лице не было привычного угрюмо-безразличного выражения. Он задумчиво улыбался, голову держал высоко, шел легко, расправив плечи, и стал даже что-то насвистывать.

Девушка с корзиной цветов останавливала прохожих, но ее товар не пользовался успехом. Она увидела Римаса и робко сказала:

— Господин, купите цветы.

— Цветы? — Римас взял розу, поднес к лицу, рассмеялся и положил в корзинку. — Мне некому их дарить.

— Неправда! — воскликнула цветочница. — Кто-нибудь обязательно ждет от вас в подарок цветы.

Римас взял девушку за плечи, поклонился и хотел было уже уйти, но при ее последних словах задержался.

— Кто-нибудь ждет? — он вынул из корзинки целлофан, бросил на него десяток роз, завернул, положил деньги, забрал розы и, не дав цветочнице опомниться, ушел.

Девушка пересчитала деньги и хотела догнать Римаса, но он уже затерялся в потоке прохожих. Римас спрятал цветы под пиджак, застегнул пуговицы и продолжал быстро идти, у него появилась цель. Римас миновал чугунную ограду кладбища, долго шел по центральной аллее, оглянулся и, только убедившись, что его никто не видит, свернул направо к могилам советских солдат. Здесь он замедлил шаг, снова оглянулся, присел и перевязал на ботинке шнурок. Когда Римас вставал, он быстрым движением выхватил из-под пиджака цветы и положил на ближайшую могилу.

— Сегодня вечером. На митинге. Русские называют это — одним выстрелом убить двух зайцев.

По широкому шоссе двигалась колонна легковых автомобилей, судя по номерным знакам, они шли из ФРГ. Медленно опустился шлагбаум, машины, недовольно фыркая, начали тормозить, последний раз рявкнули моторы, и кортеж остановился. Из первой машины вышел голубоглазый блондин, посмотрел на шлагбаум, на пересекающие шоссе и уходящие вдаль рельсы, нагнувшись к сидящим в машине, сказал:

— Надолго, выходите размять ноги.

Из машины вылезли мужчина лет пятидесяти и еще двое парней лет двадцати.

— Вилли, — начальственно позвал голубоглазый, и пятидесятилетний быстро подошел, хотел было встать по стойке «смирно», но сдержался и лишь одернул пиджак.

— Слушаю, Генрих.

— Вилли, — Генрих протянул ему сигареты, — тебе не страшно?

Вилли взял сигарету, прикурил и, усмехнувшись, молча взглянул на Генриха. Он несколько раз затянулся и после паузы ответил:

— Беспокойтесь о них, Генрих. Они родились после сорок пятого, — Вилли показал на парней, которые выходили из стоявших на шоссе машин.

Парни, разминая ноги, выходили на асфальт, одни закуривали, другие доставали из карманов фляжки.

У одной из машин стоял мальчишка с тонким лицом и слегка растерянно оглядывал окрестности. Его внимание привлек одноэтажный чистенький домик под красной черепичной крышей. Из сада доносились детские голоса, две русые головки выглянули из-за забора, парень улыбнулся и помахал ребятам рукой.

— Совсем как дома.

К нему подошел Генрих и, услышав оброненную фразу, сказал:

— Австрия и должна быть нашим домом, малыш.

Юноша снова растерянно улыбнулся и посмотрел на дом у дороги.

— У каждого свой дом, Генрих. Может, откажемся?

— Дурак. А сто марок? — Генрих достал из кармана фляжку и протянул юноше. — Промочи глотку и не говори глупостей.

Генрих перешел к другой машине и весело спросил:

— Ну как, ребята?