Искатель, 1970 № 04 - [2]

Откуда знакомы мегребцу тайный язык бакинских бандитов — кочи, которых до революции подкармливали владельцы нефтяных промыслов, и полузабытые сейчас тропы старых контрабандистов? Странный старик, он наизусть читает суры корана и отдает приказы начальнику аскеров пограничной стражи, прекрасно разбираясь в тонкостях устава.

А впрочем, кем бы ни был Мурсал-киши, слово свое он сдержал, как подобает мусульманину. Долги уплачены, того, что осталось, хватит на черный день, а после возвращения…

— Стой! Руки вверх! — грозно и повелительно прозвучало у него за спиной.

Он не растерялся. Стремительно извернувшись, он сбросил хурджин и прыгнул вперед, сильно и точно разя кинжалом. Отшатнувшийся пограничник, вскинув перед собой винтовку, еле успел отвести удар. Твердое дерево ложи попало под кистевой сустав, острая боль в запястье выбила клинок из руки нарушителя, но и пограничник не устоял перед тяжестью обрушившегося на него врата. Свалились оба. Нарушитель оказался сверху. С хриплым рычанием он стал душить бойца.

В следующее мгновение сжавшийся, как боевая пружина, пограничник распрямился. Мощный толчок ногами подкинул нарушителя, рывок за отвороты плаща в сторону и вниз швырнул его лицом в землю. Глухой удар, протяжный мучительный стон. Каменистая почва карабахских предгорий по-своему решила исход схватки.

Когда полчаса спустя старший наряда добрался до места стычки, пограничник, уже обыскавший и обезоруживший нарушителя, безуспешно пытался привести его в чувство. Но ни нашатырный спирт, ни искусственное дыхание не помогли. Не приходя в себя, неизвестный нарушитель скончался, как было записано в медицинском заключении, «от пролома лобных костей черепа, вызванного ударом о твердый и угловатый предмет».

ГЛАВА II. СЛЕД, ВЕДУЩИЙ В НИКУДА

Небольшой городок, разбросавший кубики своих одноэтажных домиков по изрезанному оврагами склону нагорья, к полудню совсем обезлюдел. Высокие, в рост человека, заборы-дувалы, выложенные из плит известняка или необожженного кирпича, отгородили от посторонних взглядов утопающие в зелени внутренние дворики, приглушили доносившиеся оттуда голоса.

И только полупрозрачные струйки дыма, местами повисшие в неподвижном знойном воздухе, да острый запах сгорающего на углях бараньего жира, напоминали о том, что где-то там, за тяжелыми дощатыми калитками, украшенными вырезанными из жести знаками полумесяца, жизнь идет своим неспешным, устоявшимся чередом.

Ровно в полдень сонную тишину городка нарушил грохот старого фаэтона. Заскрипели калитки, женщины, закутавшиеся в головные платки — келагаи, выглядывали из дворов, перебрасывались негромкими короткими фразами. Фаэтон на улицах районного центра в те годы был немалой редкостью, местная власть предпочитала верховую езду.

Запыленный экипаж проследовал через весь городок и остановился на южной окраине у единственного двухэтажного дома, в котором помещался штаб пограничного отряда.

Из фаэтона вылезли двое в военном. Первый, качнувший экипаж тяжестью шестипудового тела, несколько напоминал часто встречавшийся в те годы портрет комбрига Котовского. Очень мощный торс, крутые плечи, аккуратные изящные ступни и кисти. Лобастая, бритая, дочерна загорелая голова казалась непропорционально маленькой на мускулистой шее атлета.

Второй военный, значительно моложе и поменьше ростом, кареглазый, с густыми черными бровями и курчавой шевелюрой, был, несомненно, кавказцем. Новенькие скрипучие ремни ладно охватывали его статную фигуру, но предательски подчеркивали ее хрупкость.

Выпрыгнув из экипажа, он двинулся было к дверям, но остановился, поджидая товарища. А тот не торопился. Вытащив из кармана белоснежный платок, он тщательно вытер лицо, голову, шею, надел и поправил фуражку, глянул вниз — щегольские сапоги были доверху покрыты пушистым налетом серой пыли. Поколебался, вздохнул, Потом решительно склонился, так же аккуратно навел глянец и, поискав глазами, куда бы деть безнадежно испорченный платок, хотел было швырнуть его в ведро с дегтем, привязанное сзади к фаэтону, но, спохватившись, протянул спутнику.

— Приведи себя в порядок.

— А стоит ли, Анатолий Максимович? Обратно ведь верхом собирались еще не так украсимся.

— Брось, брось. Командиру надлежит быть… — Голос старшего был рокочущ и глуховат, как ворчание благодушно настроенного медведя — Ну давай, давай, поторапливайся.

В маленькой приемной навстречу им поднялся молодой адъютант.

— Мы из Баку. Старший оперуполномоченный АзГПУ Волков, оперуполномоченный Мехтиев. — Откозыряв, Анатолий Максимович протянул адъютанту командировочное предписание и удостоверение личности.

Внимательно посмотрев документы, тот исчез за дверью, а вернувшись, отчеканил:

— Товарищ Орлов просит вас войти.

В просторном кабинете было светло и прохладно. Деревянный, выскобленный пол темнел пятнами непросохшей воды — видно, только что его вымыли, — на окнах, как паруса в штиль, чуть колыхались длинные холщовые занавеси. У стола их поджидал плотный, уже грузнеющий седой командир.

Приезжие представились.

— Здравствуйте, товарищи. Проходите, — Орлов кивнул в сторону вешалки, — садитесь. Устали, наверное, с дороги?