Искатель, 1970 № 02 - [2]

— Тепловой удар!

Вдвоем с Хейтом Вудсбери поднял Гармлея наверх, но и на свежем воздухе тот не пришел в сознание.

2

Пароходный врач Джефферсон наклонился к Гармлею. Пульс у кочегара едва улавливался. Джефферсон попытался привести в чувство пострадавшего от теплового удара с помощью кислородной подушки. И не смог. Гармлей лежал без движения, бессильно раскинув руки и уронив набок голову.

Вудсбери и Хейт в нерешительности переминались с ноги на ногу и вопросительно смотрели на врача.

— Отправляйтесь в котельную, — сказал Джефферсон и стал вытирать полотенцем руки.

— А как же Гармлей? — в один голос спросили кочегары.

— Не ваша это забота! — сердито буркнул врач. — Идите, да поторапливайтесь. Не то задаст вам жару мистер Тейт. Уж я-то знаю его нрав.

Джефферсон поднес склянку с нашатырным спиртом к носу Гармлея. Тот пошевелился и застонал. Потом открыл глаза и мутным взглядом обвел незнакомое помещение.

— Где я? — слабым голосом произнес кочегар.

— В судовом лазарете.

— Как же так?

— Очень просто. Вас хватил тепловой удар…

3

В светлом салоне под штурманской рубкой сидели за обеденным столом капитан Сполдинг, старший механик Тейт и врач Джефферсон. Закончив обедать, они вели беседу о последних событиях.

— Какому дьяволу пришла в голову мысль послать наших парней в Россию! — возмущался прямодушный Сполдинг.

— Не мы первые полезли — англичане и в этот раз опередили нас, — пожал жирными плечами медлительный Тейт.

— На кой черт понадобился нам этот холодный Мурманск, — закуривая сигару, продолжал капитан. — Там даже крысы от холода дохнут, не то что люди.

— Государственные соображения несовместимы с обычными понятиями, сэр, — уклончиво возражал старший механик. — Сенату угодно было послать в Россию батальоны, и он принял такое решение.

— Но ведь в конституции Соединенных Штатов сказано, что без объявления войны сенат не уполномочен посылать вооруженные отряды ни в какое другое государство, — выпустив изо рта кольцо сизого дыма, возразил капитан. — Так кто же сенаторам это позволил?

— Вероятно, сами пришли к такому заключению.

— И для этого даже не понадобилось вносить поправки в конституцию! Восхитительно! — иронизировал Сполдинг. На бледном лице капитана выступили алые пятна.

— Им показалось, по всей вероятности, что в этом нет нужды, — скривил Тейт пухлые губы.

Джефферсон молча вслушивался в разговор капитана со старшим механиком и курил свою трубку. Он считал, что все это лично его никоим образом не касается.

— Для чего нам надо вмешиваться в дела русских? — продолжал свои рассуждения капитан Сполдинг. — У нас у самих своих забот — во! — он провел костистой ладонью по горлу.

— Да, у нас у самих неспокойно, — по-своему понял капитана старший механик. — Социалистическая зараза разносится, словно чума! Рабочие бастуют, а красные газеты печатают о безобразиях бунтовщиков как необходимом благе. И все это пришло к нам из Европы. Теперь Россия подала, столь пагубный пример, что и в Америке может начаться резня.

— По-моему, вы сгущаете краски, мистер Тейт, — остановил старшего механика Сполдинг.

— Меньше следовало бы уговаривать этих красных смутьянов и побольше отправлять за решетку.

— Ну, это вы слишком! Я не думаю, чтобы социалисты сумели натворить в Америке то, что стряслось в России.

Старший механик молчал, насупя клочкастые редкие брови.

Джефферсон, выкурив трубку, хотел встать и уйти, но его остановил Тейт.

— Скажите, любезный доктор, вы долго собираетесь держать у себя в лазарете моих бездельников?

— У меня больные, я не совсем понимаю, о ком вы меня спрашиваете, — отрезал Джефферсон.

— Два моих кочегара не выходят на вахту, — пояснил Тейт. — У одного — ожог на руке, второй симулирует тепловой удар…

— Никакой симуляции нет! У кочегара Гармлея настоящий тепловой удар!

— Но он уже отлежался, и, я полагаю, ему пора на вахту, — не отступал Тейт.

— Позвольте мне поступить с пациентом, как я считаю нужным, — побагровел Джефферсон. — Извините меня, капитан, — он обернулся к поднявшемуся из-за стола Сполдингу и пояснил: — Но кочегар Гармлей всего месяц назад перенес сложнейшую операцию. У него удалили почку, его никак нельзя было ставить к топке.

— Меня это не касается! — взорвался механик.

— Не мелите вздор, мистер Тейт! — остановил его капитан Сполдинг.

— Я готов молчать, но скажите, сэр, кто будет стоять у котлов, если свалится кто-либо еще из моих кочегаров? Может быть, вы позволите мне застопорить машины и положить судно в дрейф, пока эти бездельники находятся на излечении? А может, мне самому встать к котлу и начать шуровать?

— Вам я не советую подходить близко к топкам: там слишком жарко, — невозмутимо отозвался Сполдинг. — Застопорить машины я вам тоже не позволю. Пароходная компания не захочет терпеть убытков. А я не Рокфеллер. Мне платить издержки нечем. Так что обходитесь пока теми людьми, которые здоровы и могут нести вахту. А доктор Джефферсон, я полагаю, никого не станет зря держать в своем лазарете.

Капитан первым покинул салон, чтобы сменить на ходовом мостике старшего штурмана Дибла. Следом за ним вышли на верхнюю палубу Джефферсон и Тейт.

Волны яростно обрушивались на железную скулу парохода, косо летели вверх и белой пеной падали на палубу. Тейт твердо ступал по ней толстыми, крепкими ногами, направляясь в носовой кубрик, где жили кочегары. После разговора с капитаном и Джефферсоном механик испытывал едкую злобу. Он не мог понять даже сам, к кому питает это чувство, к капитану ли, доктору или кочегару Гармлею.