Искатель, 1969 № 01 - [8]

IV. Розовая чайка скрывается там».

ПЛАН

План у меня созрел мгновенно. Надо отправиться в Мурманск, устроиться на корабль, который ходит Северным морским путем, доплыть до низовьев Колымы.

Я запихал записки обратно в портфель и оставил себе только клеенчатую тетрадь. Она, как я уже знал, содержала описание путешествия странного человека.

Уж если суждено мне ослепнуть, то успею я повидать одну из редчайших птиц на земле, морскую жизнь и другие края в пределах своего государства.

Стоило мне это решить, как болезнь моя отодвинулась куда-то и я о ней позабыл. Из неврастеника стал я роскошным мужчиной действия.

Написал я письмо Ване Берендею, чтобы прислал мою зачетку в Мурманск, главпочтамт, до востребования.

Написал письмо Ленке. Разные такие слова…

ДОРОГА

…Ехали вместе со мной вербованные мужики, тоже в Мурманск. Пропивали дорожные суммы. Один из них особенно был здоров, как вроде человек в скафандре из мышц. Сильнее всего были у него зубы, желтые, сплошные, как из дикого камня; и рвал он этими зубами все: пробки с бутылок, мясо с костей на закуску, хлеб комками от целой буханки, а водку хлестал из горлышка и только краснел.

Странные, заваленные снегом станции ковыляли за окном вагона: Шарья, Шекшима, Якшанга. Потом Котлас. Соседи мои за дорогу пропились и теперь думали о жизни. На какой-то станции, не помню, вышел я и купил им бутылку водки. Поставил на стол: похмелка. Но грубые эти люди вдруг стали отнекиваться, бонтон развели, прямо пай-мальчики, которых пихают на неслыханное преступление среди бела дня. Наконец тот, здоровый, сказал: «Ладно. Свой парень. Можно».

Выпили они эту поллитровку, и здоровый опять скомандовал: «Ша! К вечеру трезвыми быть». И всем скопом стали они интересоваться моими планами на жизнь на ближайшие пятьсот лет. Вагон дребезжал и качался, лес плыл и плыл за окошком; и в спертом духе того бесплацкартного вагона впервые я стал постигать бескорыстную радость случайного общения с людьми. Ехали мужички рубить лес по договору, уже не в первый раз, и мне предложили податься с ними, не за то, что водку поставил, а душевно: подумай, мол, если некуда, то давай с нами, дело проверенное. Но не для этого я бросал институт. Леса же я по горло за свою жизнь насмотрелся и потому отказался.

Здоровый сказал:

— Достань листочек и карандаш. Вот тебе адрес на первое время. Дарья Никифоровна. Понимающая старушка.

Я записал адрес. Прибыли мы вечером в Мурманск, и мужички взяли фанерные чемоданы с замочками, замотанные пилы, топоры и пошли, самостоятельные люди-добытчики.

Я потолкался на вокзале среди народа, лежащего вповалку на желтых вокзальных диванах с титлом НКПС.

Почему-то казалось мне, что самостоятельную жизнь надо начинать с гостиничной койки. Но в вестибюлях гостиниц сидели на чемоданах люди и безнадежно смотрели в пол.

Так очутился я на 2-й Перевозной улице по адресу, что дали лесорубные мужики. Здесь была окраина деревенского типа. Стояли деревянные дома. Из труб шел в морозное небо дым. Лаяли собаки. Темнело.

Дарья Никифоровна долго меня не впускала, расспрашивала через дверку: «Кто? Зачем? Кто сказал адрес? Как зовут? Откуда приехал?» Точь-в-точь как наши деревенские бабы, у которых, если заблудился, лучше дорогу не спрашивать; расспросят, кто, откуда, чей, зачем ходил, а потом скажут: «И не знаю, милый, что тебе посоветовать, иди по этой дорожке или вон по той, а уж как лучше, дак я не знаю…»

Наконец я взвыл:

— Вятский я. Из села. Переночевать хоть пустите, не замерзать же мне…

— Вятска-ай, — сказали за дверкой. — Чего сразу-то не сказал, я ведь тоже вятская. — И открыла мне дверь, как будто я десять уж минут не толковал ей про свое село и про мужиков, которые направили, и про все остальное.

Прошли мы в комнату. Она лампу вывернула, чтоб было посветлее. Смотрю — старушонка в платке пуховом, в валенках.

— Я чего не пускала-то, — говорит, — слушала, не пьяный ли. Мужики, которые лес рубят, всегда в городе пьют, а я их ругаю. Всю ночь с ними не спишь, все ругаешь. А то деньги отнимешь, сколько хлопот-то.

— Трезвый. И денег у меня мало, нечего отымать. Я работу искать приехал.

— Работу-то чего искать, — говорит она. — Работы кругом полно, все заборы объявлениями завешаны.

НЕПРИКАЯННОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ

Простая как мяч морская задача с мячиковой же легкостью отскочила от проходной мурманского порта.

Потом уж осенило: раз есть море и порт, то должна быть в городе какая-нибудь фирма, которая вербует людей на палубу.

Так добрался я до конторы Мурманского пароходства и за какие-нибудь пять-шесть часов коридорных ожиданий выяснил, что шансов на морскую жизнь у меня мало, совсем почти нет, ибо я не имею:

Матросской книжки для загранплавания.

Таковой же для местного плавания.

Местной прописки.

Я начал слоняться по мурманским улицам. От порта, в который меня так тянуло, видел только проходную, дальше нет хода, а от поисков работы — только объявления: требуются каменщики, монтажники, специалисты по двигателям внутреннего сгорания, бухгалтеры-экономисты, штукатуры, продавцы. Как яркая приманка, как талон на роскошную жизнь, раздельным шрифтом набиралось: «Одинокие обеспечиваются общежитием». «Женатым куда деваться?» — думал я с потрясающим юмором.