Искатель, 1968 № 05 - [13]

…То утро, с которого началась вся эта история, тоже было солнечным. И, как всегда, с портфелями под мышками мы шагали к школе. Отличник Андрюша Григорьев, наверняка вышедший чуть пораньше других, — солидно и не спеша, Володька Трубицын — весело насвистывая и размахивая портфелем, как если бы сам он был часами, а портфель — маятником. Толик Сергеев, с которым вечно случалось что-нибудь очень забавное, — задумчиво, углубленный в свой сложный внутренний мир и не обращая никакого внимания на досадные проявления мира внешнего, словно внешний мир начисто отражался стеклами его больших круглых очков. Выскочил из своего подъезда Алеша Кувшинников, снова полный самых невероятных планов на сегодняшний день, покосился в мою сторону, и мы пошли в школу вместе. А где-то в тот же момент взяла свой портфель Леночка Голубкова. И Катя Кадышева… И все остальные, весь наш шестой «А» — пятнадцать мальчишек и девчонок, маленьких людей XXI века, как называл нас Галактионыч,

В тот день первым уроком была география — экскурсия в Африку. Мы сели в школьный континентслет, и скоро наш маленький городок остался где-то за тысячами километров. Сначала мы должны были познакомиться с африканской природой. Галактионыч специально для первой посадки выбрал место поглуше. Континентолет опустился вдали от больших городов прямо в тропическом лесу, на обочине какой-то глухой, узкой дороги, И, один за другим спускаясь по легкой металлической лестнице, мы вышли из континентолета на эту дорогу…

…Тогда мне полагалось выкрикнуть то самое слово, которое впервые сказал Архимед, открыв закон Архимеда. Архимед выскочил из ванны, в которой он его открыл, выкрикнул это свое знаменитое слово и от радости промчался по афинским улицам в чем был, не обращая внимания на взгляды прохожих. Но я промолчал, остался за своим столом, и никто, взглянув на меня в этот момент, не смог бы догадаться, что произошло что-то исключительное — даже сам наш проницательный Галактионыч. Он и отучил меня от излишней эмоциональности — учитель, руководитель и основатель нашей школьной Академии наук Михаил Галактионович. Это уже случалось: дважды, когда мне казалось, что я открыл нечто новое, он разбивал мои иллюзии несколькими словами. «Открытие — вещь редкая». Это была одна из любимых поговорок Галактионыча, как мы его не слишком почтительно называли. Редкая вещь — открытие…

И ничего я не выкрикнул, хотя знаменитая «Эврика!!!» так и вертелась у меня на языке. Я только выпрямился на стуле, вытер лоб и крепче уперся локтями в стол.

«Спокойно! — сказал я сам себе. — Проверь сначала…»

Все было no-прежнему в классе — за стеклянной стеной, выходившей прямо на озеро, так же желтела полоска нашего школьного пляжа. На стендах стояли те же приборы, что и прежде, а на стеллажах — те же книги, и так же поблескивали кнопки пульта управления световой классной доски. И сам Галактионыч сидел на своем обычном месте за кафедрой и что-то терпеливо объяснял нашей застенчивой и маленькой (такой маленькой, что иногда мне хотелось взять ее наладонь и бережно куда-нибудь поставить, на книжный шкаф, что ли) Леночке Голубковой. Леночка морщила лобик, внимала каждому слову, следила за каждым жестом Галактионыча и послушно кивала.

Мой стол был последним в классе — стоял в самом углу, прямо под нашим «академическим» вестником «Архимеда, в котором рассказывалось о последних научных достижениях членов «Биссектрисы», — иными словами, прямо под большим фотостереоскопическим портретом улыбающегося Андрюши Григорьева, занимавшим четверть площади вестника. Причины улыбаться у Андрюши были, но об этом я расскажу чуть позже. Мой стол был последним, и поэтому лиц ребят я не видел, только склоненные над столами затылки — четырнадцать самых разных затылков, по которым я давно уже научился угадывать, как подвигаются дела их владельцев. Затылок Толика Сергеева был каменным и зловещим вот уже третью неделю: Толя занимался математикой и бился сейчас над доказательством «теоремы Сергеева» и третью неделю не мог сдвинуться с того места, с которого начал. Затылок Алеши Кувшинникова, вечно взъерошенный, выражал мучительные раздумья и сомнения — работа двигалась, чем-то она кончится?.. По затылкам девчонок читать было труднее, но и они давали какую-то пищу для размышлений. Дела в «Биссектрисе» шли полным ходом.

Здесь занимались многими проблемами сразу — и физикой, и химией, и биологией, даже историей — ею занималась Леночка Голубкова. И хотя Галактионыч, учреждая нашу школьную Академию наук, предупреждал и потом еще много раз повторял:

— Не ждите открытий! Скорее всего их у вас не будет, но научитесь вы здесь многому — рассуждать, мыслить, умению ставить эксперименты, подбирать приборы, предвидеть результаты опытов…

…Однажды гордости нашего класса, постоянному отличнику Андрею Григорьеву, удалось, пусть какой-то мелочью, дополнить учебник физики по разделу «Оптика». И много дней после этого Андрюша ходил важным и недоступным, а мы просто сходили с ума: ведь надо же — открыть что-то свое, ввинтить в сложную машину научного прогресса пусть маленький, но все-таки свой винтик! Мы прямо смотрели ему в рот, когда он, не торопясь, солидно рассказывал о том, как «делалось открытие» — это подлинные его слова. Знания Андрюши были «фундаментальными», как говорили не раз учителя, ни разу в жизни он не получал меньше пятерки, и вот учителя-то как раз и не удивились, когда он в самом деле что-то открыл, и явление, открытое им, описали в новой редакции учебника. Подумать только — Ньютон, Менделеев, Лобачевский, Эйнштейн и наш Андрюша, спокойный, уравновешенный мальчик, лучший из учительских примеров положительного ученика, когда-либо приводившихся в нашей школе.